Можно я не буду разводить бла-бла во вступлении? Это ж мой сайт — что хочу, то и ворочу. А хочу я поведать читателям о своем нелегком пути в литературу:) Напомнить, что и Пушкин и Моэм в детстве плохо говорили на родных языках. Что если ваш ребенок «ничего не хочет и ничем не увлекается» — быть может, он не хочет того, чего для него хотите вы? Это не обращение к родителям — мол, смотрите, даже из худо и бедно начитанных писатели получаются, а вы говорите! Я не нобелевский лауреат и даже не прошедший издательское сито автор, уж не мне себя пяткой в грудь бить! Просто еще одна заметка о том, как все неоднозначно в этом мире...
Книжные комплексы
Те, кто знал меня в детстве и даже в юности, едва ли могли предположить, что я полюблю читать. Если бы сейчас им сказать, что на моем счету четыре опубликованные книги – они бы со стульев попадали.
Первые девять лет жизни мое зрение было настолько плохим, что я себя почти не помню. Однако я помнила, как моя читающая семейка вечерами расползалась по углам с книгами. До поры до времени мне читали сказки, и кажется, только тогда мои воспоминания прорисовываются хоть как-то. Не слишком отчетливо, но все же. Будто кроме книг ничего и не было в моем мире, а книги эти звучали голосами моих бабушек. Особенно запомнилась папина мама, бабушка Надя. Мне ужасно нравилось наряжаться в ее комбинации и красить губы ее умопомрачительной помадой. Так вот, бабушка читала мне два раза подряд «Полынные сказки» Юрия Коваля. А «Золотой ключик» возможно и все три. «Полынные сказки» так и должны звучать – бабушкиным грудным голосом на улыбке, с немного жестковатым белорусским говорком.
Читать я училась долго и трудно. На это было как минимум две причины: огромные очки для чтения и лупа в форме стакана, которую возишь по строке. Разумеется, о сколько-нибудь удобном положении во время чтения говорить не приходилось – только сидя за столом и согнувшись в три погибели. Даже молодое тело затекало во всех местах.
— Если ты когда-нибудь скажешь, давайте начнем с чтения, у меня случится истерика, — говорила моя учительница.
Со второго класса училась я на дому, так как школу для слабовидящих расформировали после первого, а в интернат для инвалидов меня, слава Богу, не отдали. И вот, четыре предмета в начальных классах вела у меня прекрасная женщина по имени Валентина Вячеславовна. Она приходила три раза в неделю, и мы изучали русский, математику, чтение и природоведение. Право выбрать последовательность она оставляла за мной. Чтение я люто ненавидела и выбирала его первым только чтоб побыстрее отделаться. Особенно ненавидела я чтение вслух на время. Кто-то решил, что в таком-то возрасте ты должен тарабанить столько-то слов в минуту, иначе ты недоразвитый. Смешно? А вот и нет. Разве нынче соцсети не пестрят чужими решениями о том, что ты должен сделать до двадцати пяти лет или чему научиться к тридцати? Короче, я пролетаю по всем статьям.
Моя не то что бы интеллигентная, но очень много и активно читающая семейка на меня негласно давила. В девять лет я со скрипом осилила первую книгу под названием «Четвертая высота». Потом была «Белая кружка». «Серебряные коньки» меня категорически не увлекли. Если бы тогда были в ходу смартфоны, сомневаюсь, что меня увлекло бы хоть что-то из вышеперечисленного. Что мог девятилетний ребенок понять о девушке, которая пошла на фронт мстить за мужа, оставив с мамой маленького сына? Или про городского пацана, который приезжает в деревню к тетке и здоровеет и крепнет и якобы чему-то учится. По сути это были просто буквы на странице, галочка в непонятном месте. Мама, я сегодня прочитала три главы!
Потом появились книги про Барби. Возможно, девочки из девяностых вспомнят или хотя бы видели нечто подобное. Нормальные девочки, а не те, что читали Купера и Кервуда. Да, лет до тринадцати я была такой девочкой, у которой были платьица, и которая не натирала ноги туфлями. Имя автора даже не значилось на обложках и теперь понятно почему: либо он плагиатор, либо специально адаптировал придуманные кем-то истории, чтобы пристрастить к чтению таких как я. К примеру, в «Барби и доброе приведение» легко угадывался «Каспер», в «Барби и морское чудовище» – сказка о русалочке, но были и неузнанные мною вещи, к примеру «Барби в стране Долидонии» и «Барби и волшебный корабль». Помимо крупного шрифта там имелись картинки, а по ним легко было рассказать всю книгу моей нечитающей подруге. Меня она слушала с удовольствием, а сама, несмотря на идеальное зрение, читать не хотела. Для меня это было загадкой, и я постоянно ее подкалывала.
Впервые мы эту Барби увидели на барахолке в Москве, куда ходили с родителями после процедур в институте им. Гельмгольца. Такой для меня была Москва: больница и барахолки. Когда Барби с прилавков исчезли, появилась серия «библиотека школьника». Баранкин, невыученные уроки, королевство кривых зеркал и прочие. Помню, как выходили с бабушкой во двор, садились за столик под черемухой и каждая ныряла в свою книгу. Тогда мне было уже одиннадцать, и я придумала для себя более эффективный способ чтения. Надевала очки на очки. Они, конечно, быстрее портились, а уши уставали страшно (почему-то люди, которые очков не носят, считают, что уставать должен нос, ан нет!) Забегая вперед скажу, что когда библиотекарша иняза увидела на моем носу эту устрашающую конструкцию, она пробормотала:
— Девочка, куда ж ты пришла…
— Вылететь всегда успею, — бодро ответила я, — попробовать надо.
Заклятые друзья
Ох, щас кто-то огребет! Особо обидчивых прошу сразу нажать на спасительный крестик в правом верхнем углу. Итак, все устранились? Тогда продолжим.
Два человека, подорвавших мою литературную самооценку, – сестра и подруга. Первая – филологическая дева, вторая – из тех ненормальных девчонок, которые читают Купера и Гаррисона. Первая считала, что мне в двенадцать лет «Мастера и Маргариту» читать не рано и пилила меня за «черных котят» (следующий этап моих вчитываний), а вторая норовила пристрастить меня к фантастам и фантазерам, что, увы, по сей день так и не стало моей чашкой чая. Подруга читала восемь «черных котят» за день, а я восемь дней мучила одного. Мне и теперь непостижимо, как люди так быстро читают? Зрение у меня слегка улучшилось, но скорочтение я принципиально осваивать не хочу. Оно хорошо для прикладной литературы, когда надо быстро чему-то научиться. Художку стоит читать неспешно, погружаться и смаковать.
Сестра спустя годы поняла ценность «черных котят»:
— Они же были тебе нужны в какой-то момент, чтобы расчитаться…
Истинно так. Я, в отличие от высоколобой интеллигенции, понимаю смысл развлекательной литературы. Однако долго я на ней задержалась. В шестнадцать лет я была уверена, что еще маленькая и глупенькая, куда мне Ремарк! Пожалуй, именно в то лето я и перешла Рубикон. Тогда случился «Фауст», «Мастер и Маргарита», «Три товарища» и появилась даже такая запись в моем дневнике:
«Я! Дочитала!! Тихий!!! Дон!!!!»
Сестра моя, пытаясь приобщить племянника к чтению, терзалась мучительными вопросами в стиле: может, он УО?
— Ну что ты выдумываешь! – отмахивалась я. – Я тоже еле научилась буквы в слова собирать, а теперь на шести языках читаю.
— Ты – другое дело! У него стопроцентное зрение!
И все равно, выводы делать рано. Дайте человеку детство, надо парню бегать и орать – пусть, над книгами посидеть успеешь. Если захочешь.
Я теперь так легко об этом говорю, потому что было в моей жизни заблуждение: начитанность – признак большого ума. Увы, все сложнее и тоньше. Подробнее я разбираю пользу книг в другой статье. Многогранность понятия «ум» не разбираю еще нигде, и это не тема сегодняшнего разговора. Но когда-то мне казалось, стоит прочесть определенные книги, и я резко поумнею. Или хотя бы стану достойной чьего-то внимания. Или исчезнет пренебрежительное ко мне отношение со стороны не по годам развитых друзей. Увы, «Робинзон Крузо» мало того, что ума не прибавил, так еще и жуткой нуденью показался, а «Хижина дяди Тома» хоть и чудесная книга, но дочку Евангелиной мне называть не захотелось. Однако чьи-то лавры не давали мне покоя. Кто-то в двенадцать лет читал «Собор парижской богоматери», и, разумеется, со мной косорылой даже поговорить не о чем. Наверное, я назло решила, что пойду другим путем. Вундеркинды спекаются в двадцать пять, а я буду книги писать! Не ровняться на кого-то, а создавать свои миры.
Оказывается, это нормально, что в голове писателя уживаются две взаимоисключающие мысли.
1. Я полное ничтожество, у меня ничего не выйдет, можно даже не пытаться.
2. Круче меня только горы, я вам еще покажу, ваши внуки будут проходить меня по литературе!
Серьезно, недавно узнала, что не у одной меня так, и стало легче жить.
Потуги сочинительства
Казалось, уж таким ли, как я замахиваться на писательство?! Надо быть суперначитанным и обладать феноменальным воображением, а на худой конец – интересом к людям. Сейчас я думаю, что писатель – это хорошая память и крепкая задница, а в детстве думаешь в принципе мало и это помогает. Берешь и делаешь. Хочу написать историю – сажусь и пишу. В одиннадцать лет я взялась сразу за три романа и все дописала. Про меня едва ли можно было сказать, что я все бросаю на полпути. Этому пришлось учиться в зрелом возрасте, когда понимаешь, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на скучные книги, неинтересные фильмы или пустое общение.
К счастью, ранние опусы не сохранились, а в четырнадцать лет, под влиянием «черных котят» я измыслила пару детективов. Предполагаю, что мне не хватило мастерства навести жути и хорошенько завуалировать, кто убил старушку, но было весело. Я даже обложки рисовала, пытаясь как можно полнее представить свои миры. Современные дети в этом плане счастливее: они пишут свои истории в телефонах, могут сразу выкладывать их на «литнет» и получать обратную связь. Обложки делать в «канве» или «фотошопе». К тридцати у них будет уже преданная фэнбаза и нехилый портфель.
У меня же были тетрадки, карандаши и дедов стол. Читателей – ноль, да они были и не нужны. Мне нужны были друзья, а поскольку росла я одна, приходилось их придумывать.
Серьезно к своей графомании я стала относиться лет в семнадцать. А еще серьезнее – в двадцать девять. Что из этого вышло, видно по соцсетям и на сайте.
А ведь с чего бы? Сочинения я писала посредственные и еле натягивала на заданный объем (еще один смех средней школы – такие задания впору давать очень опытным авторам, которые сумеют растянуть текст, не превратив его в занудство или сократить не кастрировав). Креативные задания типа придумать сказку или ужастик выходили боком или очень убогими с отсутствием жанровой принадлежности. Предмет литература как ранее и предмет чтение тоже не был моей сильной стороной до седьмого класса. Учителя были разные, все увлеченные и интересные, на них пенять не стоит. Я понимаю, насколько я сложный пассажир и знаю, как по-разному воспринимают одного и того же учителя в классе и индивидуально. Но есть вещи, которые не понять, не достигнув определенного возраста. Это просто отражение чужих мыслей или такая ими пропитанность, что хочется выдать их за свои. В четырнадцать лет такое бывает и это нормально. Мне голову забивали не писатели прошлого, а музыканты современности. Как-то доходчивее объясняли, шкуркой чувствуешь.
В институте я тоже не блистала, хотя могла бы. Помню, какие истории сочиняли на базе новых слов мои сокурсницы, какие красивые переводы делали. Нет, и там я была серой мышью. Не было у меня образности П. и умения держать в напряге, как у Л. Единственное, за что меня хватили – за аналитику в переводоведении. Это умение подобрать точное слово и аргументировать свой выбор так, что оппонировать не тянуло. Могучего литературного таланта за мной, как ни прискорбно, никто не замечал. Замечали музыкальный и лингвистический и этим стезям отведено почетное место в моей жизни, но видимо природная упертость предпочитает то, что труднее разгрызть тому, что тает во рту.
Откуда появилась эта страсть к записи – пытаюсь ухватить и никак не могу. Когда сестра читала мне свои стихи? Когда в учебнике истории наткнулась на дневник Тани Савичевой? Или просто потому, что реальный мир меня не устраивал, и я понимала, что мне здесь не место, но жить где-то надо и я стала придумывать миры, где мне комфортно и друзей, которые надо мной не смеются? Не знаю. Я и по сей день не вижу ничего плохого и постыдного в том, что литература вырастает из боли или попытки разобраться. Исторически музыканты делились на два типа: те, что развлекали короля и жили при дворе (надо полагать, сносно) и странствующие менестрели, которые не поймешь где жили и не знамо что ели. Параллель прослеживается сквозь века и не только в музыке. Я вовсе не утверждаю, что у одних ремесло, у других искусство. Просто каждый делает свой выбор исходя из степени идейности и беспокойности.
Наши дни
Что на счет любимых книг и таинства чтения, коль уж с него мы начали? Пишу я в жанре современная проза – самое аморфное на свете определение. И что поделать, если фантастика, фэнтези, детективы и любовные романы меня не трогают и с детства научена считать это поденщиной и бросовой литературой? Хоть и зачитывалась детективами в юности, а за фэнтези отдыхала от летних сессий, писать нечто подобное я не могу. Равно как и читательское время на такую литературу тратить больше не желаю. Я – типичный инвестор, который ходит вокруг книги с линейкой и мучительно размышляет, окупится ли потраченное на нее время. Что мне даст эта книга, чему научит? Попросту говоря, зрение жалко на пустышку.
Я по-прежнему не из тех людей, которые читают в очередях, в автобусе, в туалете и в прочих неожиданных местах. Я по-прежнему читаю медленно, и меня это угнетает и раздражает. Подросток-книголюб окажется куда начитаннее меня. Тут мне на помощь приходят аудиокниги. Знаю, многие их недолюбливают, но доводы, которые они приводят, кажутся мне неубедительными. Почему-то лекции и проповеди мы на слух воспринимаем, общаемся друг с другом тоже не письменными знаками и не азбукой Морзе, и уж конечно всем нам в детстве читали на ночь сказки. Теперь, когда не надо покупать книги на дисках и даже качать их – просто лафа. Хоть на ютубе слушай, хоть в специальных приложениях. Таким образом я познакомилась с кучей авторов, на которых не стала бы тратить зрение.
В последние годы у меня даже выбора не осталось – купить книгу или найти аудиоверсию? Купленные книги лежат мертвым грузом, деньги потрачены, а время так и не найдено. Аудио же можно слушать в дороге или пока моешь посуду и чистишь картошку. Какой-нибудь рассказик удобно воспринять во время завтрака или ужина. Меня очень радует, что аудиоверсии моих рассказов не пропали даром и теперь их можно найти не только на ютубе но и на «Книге в ухе».
Раньше я могла сказать, кто мои любимые авторы. Они вне жанра и вне времени. Появились они в институте, потому что именно тогда появляется способность думать самостоятельно, а жить чужими мыслями потихоньку перестаешь. В этот момент мне подвернулась англо-американская литература, по долгу службы. Ее же изучала по методу снежинки еще лет пять после института. Мне тогда нравился Моэм за шикарно прорисованных персонажей и глубину, Воннегут за нестандарт и остроумие, Ремарк, потому что его любили в моей семье. Потом в моей жизни случилась личная драма, и от старого мира не осталось камня на камне. Я больше не знаю, что и кого я люблю. Могу лишь говорить о том, что прочитала недавно и что мне понравилось или не понравилось. Я открыта всему новому, но не боюсь бросать если не зацепило или читать, перескакивая через строчки. Классические любовные истории, которыми зачитывались барышни многих поколений, почему-то меня не пленили – я говорю о «Джейн Эйр» или «Сильна как смерть». Женщины без любви не могут, но оказывается, и они видят ее по-разному и потребности у них разные. Знаю взрослых, счастливо замужних дам, которые убиваются по «Сумеркам», а я только первую часть осилила. Мои писульки не обходятся без любовной линии, но почему-то классика жанра тоску наводит. Шаблоны в любом виде наводят тоску. Особенно хэппи энды там, где им не место по логике вещей, а современная проза этим грешит, от чего порой упрощаются и уплощаются изначально глубокие произведения (пример «Мужчина и мальчик» Тони Парсонса).
Впрочем, о книгах я пишу в инстаграме, когда мне не лень. Это не рецензии и не рекомендации – просто заметки на полях. Редко что-то по-настоящему цепляет, поэтому и заметки редкие. Принято думать, что жилище писателя завалено книгами. У меня всего один стеллаж. В новую квартиру я взяла с собой лишь то, что по-настоящему люблю. Любимые книги могу посчитать по пальцам, как и любимые группы, хотя музыку слушаю почти постоянно. Такая вот я привереда.
Про свои современные прозы вспоминается анекдот:
— Что делаешь?
— Книгу пишу.
— Зачем?
— Читать нечего.
Смешна тут вовсе не высокопарность. Точнее не только она. В каждой шутке лишь доля шутки. Ведь правда, твою историю никто кроме тебя не расскажет. Пишешь ты действительно нечто такое, что никто за тебя не напишет, что больше нигде не прочтешь. И прежде всего для себя. Это, конечно, не бизнес в отличие от «вписаться в серию», чтобы заработать тридцать серебряников. Но это весело и дышится легко, если не наступил себе на горло.
