Правкруг.рф

Никогда не любила тревелоги — ни писать, ни читать. Но решила законспектировать поездку в Серафимо-Дивеевский монастырь: себе на память, другим на заметку.

Я ехала не с тяжелыми духовными вопросами. Не с целью найти какого-то старца, чтоб он мои проблемы решил. Но как написала однажды подруга: дорога подкинет ответы на многое. В прошлом году я убегала в Псков. Ехала, чтобы уехать. А теперь — еду в отпуск. Духовный. Хочется иногда пожить такой концентрированной духовной жизнью, какой не поживешь дома. Дорога, службы, молитва, даже лексикон: «трапезная» это не «столовая». За несколько дней из тебя будто выпаривается все мирское, душа расправляет крылья, напитывается благодатью. А венец всему — причастие. Без него и поездку не почувствуешь — приедешь измотанным и злым (шутка ли, 15–20 часов в автобусе, да ночью!).

Первая поездка в Троице-Сергиеву Лавру так и прошла — приехали как на экскурсию, на литургию не попали, только в источник окунулись, и после этого я воспаряла. А то прямо-таки тянуло заныть. Неловко стало: с нами ехала шестилетняя девочка, которая за всю поездку ни словом, ни всхлипом не пожаловалась. Сидела тихонечко с бабушкой, внимания к себе не требовала, не плакала. Чудо-ребенок! А я устала, глаза разболелись, и благодать не пробивала. Помню, Танькину смску столетней давности, когда она в Лавру ездила: «Кирюх, это все просто потрясающе!» А почему меня не потрясает? Вообще никак. Только раздражают толпы народу в субботу и явные туристы — девушки в намотанных на все места платках…

В Оптиной причастилась, пробило. И народу почти не было, хоть и выходной, но сам ритм жизни настолько другой, умиротворяющий… монастырский! А не как у туристической достопримечательности. Оптину я полюбила всей душой. Пожалуй, именно за это спокойствие, которое кажется осязаемым.

В Дивеево ехали не с Тамарой, как обычно, а от епархиального паломнического центра. Тамара ездила летом, когда я работала, а у мамы гостил внук. Мама со скрипом согласилась ехать не в привычной компании. Она жутко застенчивая и всего боится, да еще топографическим кретинизмом страдает. От меня толку мало — кретинизма нет, но зрение никуда не годится.

Собрав нехитрые пожитки в большой рюкзак, пошла к своим. В восемь вечера, впихнув в себя рис и рыбу по настоянию мамы, стали собираться. Приехали, конечно, рано: просили нас быть в 20:45, но все равно пришлось ждать до последнего человека. Всего нас одиннадцать, везет Людмила. Познакомились мы на богословских курсах, она была старостой нашей группы, а потом ушла заниматься паломническими делами. На какое-то время в нашей группе воцарился хаос в орг-вопросах, пока не назначили другую старосту.

— Здравствуйте, Кира, рада вас видеть! — услышала с переднего сиденья, едва загрузившись в автобус,

— Здравствуйте, Людмила Борисовна, я вас тоже! — хотя не видела, ибо спиной и темно.

Начали путешествие с молитвы, потом посмотрели два фильма о Дивееве, послушали вечернее правило и на какое-то время задремали. Первая остановка около полуночи. В прошлом году по дороге в Псков я очень любила гонять чаи на заправках, мы покупали булочки, терзали кофе-машины. Сейчас, дабы сэкономить, мама взяла с собой чайные пакетики, бананы, шоколадки, рыбные консервы и даже сухофрукты. Забегая вперед скажу, что почти все мы привезли домой, поскольку в ночи есть не хотелось, да и перед отправлением поужинали, а потом были трапезные.

Очень пригодились в автобусном походе подушки-хомуты, которые мы впервые увидели во время поездки в Лавру у какой-то женщины. Надел на шею, как ярмо и спи всю дорогу, голова не болтается. Во всяком случае, пока дорога была ровной. Это длилось не так долго: вскоре мой зыбкий сон стал прерываться подбросами к потолку. Ехали как по терке, бились головами о стекла. Остановились в очередной раз в три часа ночи в какой-то глуши, заправились и выпили чая. По-моему остаток пути я не спала. Рада бы, да после чая взбодрилась, а потом шибко трясло.

Около шести утра приехали на источник преподобного Серафима Саровского. Выползли из автобуса — холодно! Я поехала в спортивных штанах и кроссовках, решив надеть юбку уже в Дивеево. И правильно — в чулках или тем паче с голыми ногами околела бы. Надела курточку, но все равно тряслась. Видимо, после бессонной ночи. А так, погода была отличная, когда уезжали — вечером около двадцати градусов. Утром на источнике зябко, так что окунуться я не нашла в себе сил — только пофоткать.

Источник преподобного Серафима Саровского на берегу реки Сатис

Ни души в такое время, дивной красоты место. Снимки получились кривыми и сонными. Кто-то из наших героически окунулся, а мы, шмыгая сизыми носами, пригрелись в автобусе, но ненадолго: осталось время и на следующие источники.

— Обычно мы туда не возим, но гостиница еще не принимает, приехали раньше, — пояснила Людмила, — на эти источники вы можете дойти из монастыря по прямой, буквально минут двадцать.

Источник Казанской Божией Матери оказался закрытым, а вот Пантелеймонов и Умиление — пожалуйста. Но не сейчас, не сейчас…

Приехали в Дивеево уставшие и ко всему равнодушные. Это меня до сих пор удивляет, если вспомнить прошлый год: до Пскова пилили на четыре часа больше, приехали на литургию, потом пошли крестным ходом, поскольку попали на празднование равноапостольной княгини Ольги, которую в Пскове особенно почитают. Крестный ход объял двенадцать храмов, казалось, идем через весь город и народу столько, что ни перед собой, ни позади ничего не видно. Пока дождались отставших, пока отслужили молебен, послушали обзорку — полвторого. Приехали на обед, потом покатили в Печоры. А вечером еще мыли храм в благодарность за возможность ночевки в нем (гостиницы для паломников там не было).

Трапеза по нашей просьбе постная: гарнир да овощные салатики. Спали на видавших виды матрасах и подушках — кто на лавках, кто на солее, а мы на клиросе. И ничего, не помню такой смертельной усталости или плохого самочувствия. Наоборот, было ощущение, что чем меньше обращаешь внимание на телесное, тем легче высвобождается духовное, и при доверии Богу можно перенести и не такое.

Людмила сказала, что только один номер готов принять постояльцев — в котором будем жить мы с мамой и еще какая-то женщина. Все оставили у нас сумки, переоделись, кому надо, и пошли пить кофе в гостиничную кафешку.

На одиннадцать запланирована экскурсия, которую провела Алла — полноватая блондинка в затемненных близоруких очках, с интересной манерой рассказа. Даже не описать, на что похоже, но так прочувствованно, с любовью! Все остались довольны. Она поведала истории преподобных и блаженных дивеевских сестер, сориентировала нас по храмам, коих тут не так много. В основном мы ходили по прямой, как и два дня в последствии. Казанский, Троицкий, Преображенский соборы. А Благовещенский вроде закрыт.

Благовещенский собор Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского монастыря.

Говорили, что трапезных две: платная и бесплатная. В последнюю, разумеется, очередь, но мы даже искать не стали. И в платной все копейки. Поели вкуснейшего чечевичного супа, рыбных котлет с морковным салатом и чая с пирожным.

Пришли в номер, прилегли отдохнуть. Это не очень удалось, поскольку кто-то регулярно заходил за сумками, а потом и соседка явилась, открыла окно — душно. Меня разбудил машинный шум. Когда живешь почти в деревне, да слух вместо зрения, к этому чувствительным становишься. Дремала вроде, а сердце заходилось от приближающейся машины — будто лежишь на дороге, и вот-вот кто-то наедет. Встала вся разбитая к вечерней службе, но, разумеется, мама выставала меня раньше. Походили по территории, пофоткали. Службу до конца не выстояли, поддавшись греху чревоугодия — трапезную вроде в восемь закрывают, а елеопомазание аж в половине восьмого! Затрудняюсь сказать, что такого в монастырской службе, чего не было у нас, так как плохо знаю вечернюю. Стихиры на «Господи воззвах» не поем, возможно, кафизмы не полностью. Но разве это столько времени займет?…

Все-таки, какое счастье — спать в тишине и в горизонтальном положении! Постель вполне нормальная — кровать жесткая, это плюс. Зато пришла наша жаркая соседка и опять открыла окно. Днем в полусне я его закрыла, хотя она и проворчала что-то сквозь сон. Лучше задыхаться, чем в таком шуме. Меня, разумеется, не поняли — никому шум не мешает, дело привычное и где вы нашли место без шума? Пожалуй, если она живет в городе, это проблематично, но в монастыре я не ожидала такого оживления. Оказалось, наши окна выходят на парковку, и в десять вечера жизнь только начинается! Мы же после бессонной ночи валимся с ног.

Невыразимый кайф принять душ и вытянуться на кровати! Свернула два белоснежных полотенца насколько возможно туго и многослойно, накрыла ими повернутое к внешнему миру ухо и задремала. Без десяти четыре проснулась от зычного храпа Валентины. То ли полотенца сползли, то ли мощный звук перекрыл уличный шум. Вероятно, потому как последний уже никаких беспокойств не доставлял. Спустя какое-то время и мамин храп вклинился вторым голосом, но звучал так вяло и неубедительно, что о конкуренции речь не идет. Одна надежда: Валя сказала, что пойдет на раннюю литургию, если встанет. В пять тридцать утра. Сомневаюсь, но вдруг? До того времени проваляюсь, а потом посплю. Однако отключилась раньше…

Три источника. Канавка

Утром дня второго разбудила возня. Собирались встать в семь тридцать на литургию. Обе здесь. Значит, Валя себя не подняла в столь ранний час. Спросили, как спалось. Что тут скажешь? Расстроились…

На литургию набилось столько народу, что было душно и тесно, хотя большой храм. Тот же Троицкий. Почему-то в Казанском и Преображенском службы не идут. Валя собиралась причащаться, поэтому ушла раньше, дабы не упустить исповедь. В мужском монастыре может служить, наверное, каждый пятый монах, а тут напряженка.

Троицкий собор Серафимо-Дивеевского монастыря.

До ектении я стояла нормально, хотя чувствовала себя неважно. Проснувшись, вообще хотела отправить дам на службу и провалиться в сон, но все-таки я не спать сюда приехала. Голова тяжелая, глаза болят, шатает, как матроса в бурю. Вышла подышать, да так и просидела до Достойно. Даже на Херувимской и на Милости Мира не смогла подняться. Обидно до ужаса. Мама ускакала в Казанский, потом потащила туда меня, прикладываться к мощам дивеевских преподобных и блаженных. И сам Серафим есть, конечно. Я запуталась: кто где. Мама призналась, что и ей неважно самочувствуется, голова как пустой котел.

Кое-как дождавшись подхода батюшки с крестом и приложившись, поползли в трапезную. Заказали картошки с майонезом и морковный салат. Кофейку с пирожным. Постно, просто, но вкусно. С голоду не помрешь, хотя это не мегаполис с чревоугодной доступностью: обед с 10 до 14, ужин с 18 до 21, хотя вчера думали, что до восьми. Есть еще блинная на территории, но она оказалась закрытой, когда проходили мимо. И, конечно, там и сям монастырская выпечка. Плюс нетронутые припасы. Банан и булочку скормили Вале, которая осталась без ужина, выполняя послушания после вечерней. Вот, а мы как-то не подумали напрашиваться…

Договорились мы с Валей пойти на источник, но как-то неопределенно. Маме явно хотелось к ней примазаться, дабы самой не искать дорогу и не плутать. Надя из соседнего номера изъявила желание пойти с нами — вероятно, у нее та же проблема. Валя свой телефон не оставила да и причащаться человек собрался, не до того ей. Мы приняли душ, прождали ее до часу, наевшись таблеток (не полегчало, кстати). Валя не появилась. Тогда собрались с Надей и решили больше не ждать. Авось не обидится. Явно не приходила после литургии. Вообще неизвестно, где ее носит.

Шли, разумеется, не зная, куда и как. У кого-то спросили, а кто-то подвернулся по промыслу Божиему. Порекомендовал нам источник, который выкопала преподобная Александра, на территории монастыря, если я правильно помню, неподалеку от Благовещенского храма, о котором я напрочь забыла. А таковой функционировал, и службы там короче, чем в Троицком соборе!

Три источника, на которые «обычно не возят». Казанский, конечно, жаль мне, как слепышу, но и Пантелеимонов сгодится. Впрочем, глаза не слишком волновали. Я давно сжилась с мыслью, что прозревать мне не надо — не в том дело, что в чудо относительно себя не верю, а знаю, что мне это не полезно. Никогда всерьез не молилась об этом. А окунуться хотелось просто для прилива сил и благодати. Это я получила сполна. Как сказал отец Даниил (Сысоев): когда летом выключают горячую воду, в ледяной ванне я благодати не чувствую. Я не повторяла его подвигов, но готова согласиться априори.

Очереди почти не было, да и входа целых два, купальня просторная. Некоторые женщины вовсе не решались — постоят, ноги помочат и отскакивают. Я облачилась в бабушкину голубую рубашку, в которой уже окуналась в источник Саввы Сторожевского в Лавре — все-таки голышом не хочется. И ринулась на подвиги. Вода плюс четыре, ноги в момент заледенели. Во имя Отца и Сына еще нормально, а в третий раз еле заставила себя окунуться — сердце зашлось, того гляди остановится, да словно выталкивает что-то из воды. Погрузившись во имя Святаго Духа, вылетела, как пробка, с придурковатым смехом и улыбкой до ушей.

— Ты чуть ли не до дна нырнула, аж макушки не видать, — сказала мама.

— Так в макушке самые проблемы!

Отпустило почти сразу. И глаза перестали болеть, и голова прояснилась и полегчала. Как все-таки хорошо быть здоровым! Когда ничего не болит! Все радует, все интересно, все воспринимаешь с открытой душой…

По дороге в монастырь решили купить четки, чтобы прочесть сто пятьдесят Богородиц по настоянию преподобного Серафима, когда пойдем по канавке. Есть у меня такие четки, да не подумала взять — мало что знала о Дивееве, хотя редко в каком фильме не упоминалась эта фраза: кто пройдет да прочтет, тому тут и Афон, и Иерусалим, и Киев. Вроде не о чем было просить, хотя в неполные тридцать у меня ни семьи, ни нормальной работы, ни здоровья. Но с другой стороны, родители живы, есть любимое дело, а со здоровьем и не с таким живут, да еще как! Меньше надо себя жалеть и по сторонам смотреть. С возрастом не становимся ни лучше, ни умнее, а только новыми грехами обрастаем.

— Знаете хоть, что читать? — спросил дядька в сувенирной лавке.

— Конечно, мы не хухры-мухры! — ответила мама.

Я в тот момент рассматривала на прилавке берестяную подкову «на счастье», припаянную к домовенку типа Кузи. Да уж, это у вас все в одну кучу, а мы не хухры-мухры!

Есть что-то дивное в этом хождении по канавке. Я думала, невозможно — идти и молиться, когда кругом толпа народу. Это ж надо в одиночестве, а когда оно тут? все так и толкутся денно и нощно. Оказалось, все вполне реально: народ шел молча, даже семьями, с маленькими детьми, которые, естественно, не молились и громко топали, но не капризничали и никого не отвлекали. Кто-то шел босиком — то ли из почтения, то ли из-за отекших, распухших ног. Мы прошли два раза, потому как успели прочесть только девяносто за первый круг.

Разумеется, было не до фотографий, хотя некоторые снимали, не запрещено. Проходили мимо домов, из которых доносились то звуки фортепиано, то крики и удары мяча. Может, музыкальные и спортивные школы поблизости? Раз уж парковка и дискотеки рядом, неудивительно… Были и два храма в строительных лесах, вероятно, принадлежащие монастырю. Забегая вперед скажу, что на обратном пути посмотрели еще два фильма о Дивееве, и там одна девочка — чистым детским голосом вновь процитировала преподобного Серафима про полтораста Богородиц и Афон с Иерусалимом. И от себя добавила: если вам грустно или одиноко, Царица небесная всегда поможет, потому как молитва — это общение с ней, а в ее уделе происходит что-то особенное.

Не могу сказать, что мне тогда было грустно и одиноко, равно как и Афона с Иерусалимом как-то не почувствовала, но определенно, светлее стало на душе, и когда услышала эту фразу девочки, что-то отозвалось. В молитве, как, пожалуй, и во всем, особенно в духовной жизни, есть элемент понуждения, и дается она не сразу. Первые десять-двадцать только входишь в ритм, если можно так сказать, осознаешь, что делаешь, и что происходит с тобой. А потом этим начинаешь дышать, ощущаешь в этом потребность. Все отходит на второй план, и действительно идешь по канавке один — словно нет никого кругом. Столько разных людей — мирских и не очень, теребящих четки или читающих по молитвослову — идут в благоговейном молчании, стараясь не мешать ближнему. Удивительное единение при всей пестроте.

Но вернемся к прозе жизни. Удовлетворив потребность духовную, стали искать монастырскую блинную. Валя сказала, что не слишком-то вкусный ей попался блин, но она вообще молодец — почти никогда не постилась, давно не причащалась, а тут вечно пропускает ужин и бегает по послушаниям. Мы с мамой были вареные до омовения в источнике — хоть бы выжить, какие послушания…

В блинной всего два столика и огромная очередь. Блины с грибами и рисом, с рыбой и рисом и со сгущенкой. Первые закончились, последние постящимся не годились.

— А с какой рыбой у вас блины, с красной или белой? — спросил кто-то.

— С зеленой, матушка, — спокойно ответила девушка, — консервы!

Блин стоит двадцать семь рублей. Пожалуй, красная рыба влетела бы в бОльшую копеечку!

Встретили нашу Валю недалеко от Троицкого собора. Она и не думала обижаться, что мы отправились на источник без нее. Благополучно причастившись, она пошла на источник Александры. Идти туда ближе, но в очереди пришлось постоять.

— А как исповедь? — спросила мама. — Там же народу…

— Тихий ужас! Вместо пяти батюшек служил один. Исповедь вообще не двигалась!

Потопали мы на праздничную вечернюю службу — завтра Воздвижение Креста Господня. Казалось, уже знаем, к чему готовиться. Я перевесила сумку с плеча на талию, укоротив ремень — плечо отсыхало всю вчерашнюю службу, а так легче стало жить. Народу набилось столько, что перекреститься трудно. Хлебы и елей точно освящали, но и к половине восьмого помазанием не пахло, хотя уже читали канон Кресту. Вроде все того гляди закончится, вот-вот первый час начнут читать. А тут — ектенья вылезла, да почти мирная, только после каждого прошения сорок раз «Господи, помилуй», да еще таким напевом, что оратория «Христос» рядом не лежала. Честно говоря, именно это меня подкосило. Уж полдевятого, а Германа все нет. И неужто еще семь прошений таким манером и сорок раз «ГП»? как выразилась моя родительница, театральность.

Мама первой предложила уйти. Ноги не держат и поясницу ломит. На всякий случай решили зайти в трапезную, хотя остаться без ужина не страшно — есть консервы и бананы. Но поели одними из последних. Мама так устала, что аппетита лишилась — я доела ее кашу, и много не показалось.

Думали, Валя уже в номере, но ключ никто не брал. Еще днем встретили Людмилу и нашего шофера Виктора, который ее сопровождал везде и всюду, так как она почти слегла. Только во вторник вернулась из Крыма, да еще простудилась, и в этой поездке мы были предоставлены сами себе. Ей очень плохо. Завтра выезжаем в четыре двадцать утра в Муром. Там, Бог даст, и причастимся. Мы собрали вещи, и мама ушла в коридор дочитывать последование. Я вчера послушала трехканонник, а последование решила прочесть, раз уж глаза не болят и силы есть.

Около половины одиннадцатого вернулась Валя на негнущихся ногах. Служба закончилась в десять, а ее поставили возле подсвечника, попросили протереть. Неудобно отказаться и уж тем более уйти.

— Ой, девочки, я опять без ужина!

И взяла у нас только один банан, хотя мама везла их шесть! Сначала решили два, потом ей показалось мало — по два каждой, а еще чуть позже — они маленькие, надо по три. Вот и увезли четыре домой. Мама вернулась, дочитав последование, и им с Валей нашлось, о чем поговорить. Помолилась и я. В Пскове, помнится, слушала все молитвы в плеере: там вообще не было условий для слепандер — то бишь, освещения. Причем, последование (без канонов) идет сорок восемь минут, на середине я засыпала, сколько не заставляла себя слушать внимательно. Ладно, думаю, пока доедем, дослушаю в автобусе. Какой там! Всю дорогу проспала, не до молитв — глаза закрываются, и все тут. Тоже рано выехали тогда в Печоры. Помня о прошлом опыте, решила на автобус не оставлять столь важное дело. Пока в силах — прочту сама.

Спать осталось всего ничего, да небось Валя окно откроет и захрапит, так до четырех и промаешься. Но, накрыв внешнее ухо полотенцами, я быстро уснула, а Валя еще долго сучила больными ногами и мучилась бессонницей.

Воздвижение. Муром. День последний

В четыре проснулись, оделись, заправили постели, почистили зубы — вот и все сборы церковной женщины. На отекших ногах потопали к автобусу, выехали двадцать минут пятого, подождав кого-то. Сказали, одна женщина решила остаться — мол, если не придет, значит, точно решила. Но передумала в самый неподходящий момент. Позвонила Людмиле, когда мы уже прилично отъехали. Все недоумевали: как она могла проспать, если в номере по три-четыре человека? В общем, не все. как мама, бывают и другие крайности.

Послушали в дороге утренние молитвы и последование. Спать особо не хотелось, но в какой-то момент я задремала. Потом Людмила поставила фильм о Свято-Троицком женском монастыре, в который мы и направлялись. О Петре и Февронии было параллельное повествование — интересно построен фильм, жаль названия не помню.

Троицкий собор и колокольня Троицкого женского монастыря в Муроме.

Храм, где нам предстояло исповедаться и причаститься, где и покоились мощи благоверного князя с благочестивой супругой, планировки невиданной. Мама разглядела, что фрески аж с тринадцатого века. Деревянные, давно не крашеные полы. Два предела. Исповедь сразу, в пределе Иоанна Богослова и отдельно от основной части. На окошках плетеная решетка, как в католической исповедальне. Два батюшки. Слышала, почти каждого спрашивают, готовились ли к причастию. Кающихся из нашей команды только четверо, включая нас с мамой. Поскольку все эти дни мы строем не ходили, пообщаться довелось не со всеми, но степень воцерковления в нашей группе определенно разная.

Поначалу, признаться, невнятность программы и обилие свободного времени нас не слишком радовали: приехали в монастырь, а что тут делать два дня? Ну, службы, ну канавка. Экскурсия только одна, даже в храмы не заводили. Только к концу пребывания мы вспомнили, что есть еще игуменский корпус и там какой-то музей, но это уж в следующий раз. В Пскове и номер был не нужен, мы только ночевать приезжали в храм Александра Невского…

После исповеди протиснулись в соседний предел, по узкому коридорчику, набитому людьми. Будто квартирка — маленькая, темная, только потолки сводчатые. Уютно, по-домашнему. Перед причастием, когда обычно читают жития или поучение, сам служащий батюшка вышел из алтаря с книгой и прочитал историю праздника Воздвижения Креста, что меня несколько удивило — у нас читает кто-то из певчих. Кстати о них — хор из восьми монахинь и одной мирянки в черных одеждах. Хорошо звучат, никто не выделяется, не забивает, будто их совсем мало. Закончив чтение, батюшка скрылся в алтаре и вскоре появился с Чашей. Причастников много, и вообще народу битком. Праздник, да воскресенье…

Людмила Борисовна богослужение не выстояла, прилегла в автобусе. Попросила нас отсчитать от службы час, а потом собраться возле транспорта. Служба закончилась в девять (началась около семи), значит, собираемся в десять. Потоптались, потрапезничали — трапезная бревенчатая, как русская изба, даже красный угол с иконами. Музыка играет — что-то вроде православного шансона, про Петра и Февронию, мечты и любовь.

Как самые дисциплинированные, пришли к автобусу в десять. Первыми. Разбудили нашего руководителя. Она и впрямь плохо выглядит, бедная. Все-таки возраст и поездка за поездкой, да еще болезнь. Остальные пошли на службу в соседний храм, куда мы так и не попали, а там она закончилась позже, и они к тому времени час прибавили. В общем, курсировали мы мимо памятника благочестивым супругам раза три, купили муромский пряник из вежливости. Часов около одиннадцати все собрались.

Отправились в мужской Спасо-Преображенский монастырь, что неподалеку — я даже не заметила, что мы куда-то ехали. Только успела фотик включить и кое-что просмотреть. Выгрузились, разбрелись по территории. Там каких только святынь нет, но после причастия ничего не надо, да и нет у меня потребности прикладываться ко всему без рассуждения, прости, Господи.

Спасский мужской монастырь в Муроме. Слева — собор Спаса Преображения, справа — церковь Покрова Пресвятой Богородицы.

Особое впечатление произвела на меня звонница — вход свободный, звоните, кто хочет! Пластины с молоточками вместо настоящих колоколов, но модель та же и звон, по-моему, ничем не отличается. Желающих позвонить хоть отбавляй, особенно детей. И всем это жутко нравилось! Столько сияющих лиц вокруг! Сразу после спустились к Оке — завлекали прекрасным видом и не обманули. Чистая набережная, прохладный ветерок. Чудесное место.

Остаток времени проходили по сувенирным лавкам, покупая подарки друзьям и родным, съели мороженое, да и погрузились в автобус. Отчалили домой около половины первого.

Полюбила я эти многодневные поездки — разумеется, не каждый месяц такие предпринимать, да и сезон у нас ограничен. Раньше даже не чувствовала в этом потребности, хотя изобилует наша родина святыми местами. Такая мощная инъекция благодати, светлые впечатления и полная смена обстановки — не внешней, что самое важное, а духовной. Как выразилась мама, уезжали тяжелыми, земными, а возвращаемся легкими и радостными. Несмотря на многочасовое сидение в автобусе, усталость, скудость пищи и отекшие ноги. Ничто не тяготит, если ради Христа, ничто не причинит вред, если с верой и молитвой, хоть бы и утверждали мирские про вредность поста и возможность заболеть, искупавшись в ледяной воде. Взгляд со стороны, не более. И нам еще предстоит бороться с малодушием, учиться доверять Богу и не бояться. Про любовь к ближним и прочие подвиги даже не заикаюсь — хотя бы это сдюжить. И с каждым таким путешествием приходит опытность. Терпение. Надежда.

Все эти дни было солнечно, около двадцати пяти по Цельсию, цветы благоухали, как в июле. А стоило вернуться домой — погода испортилась, пришла осень…

Фотографии автора.