Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Необыкновенный учитель

№ 67, тема Боль, рубрика Образ жизни

Ты знал боль с детства. Когда она приходила, ты начинал плакать, не понимая, почему тебе плохо. Выслушивал полные горечи и сожаления речи родителей, которые что-то понимали, но ничего не могли сделать. Когда боль становилась нестерпимой, ты, измученный и заплаканный, погружался в некое подобие сна. А на следующий день все проходило, и ты снова был счастливым.

Тогда ты, конечно, не понимал, что ты не такой, как другие дети. Точнее, не такой, как большинство. Когда же ты начал это понимать (тебе объяснили) – не захотел принимать. Не в том ты был возрасте, чтобы ценить индивидуальность. Факт своей непохожести на остальных озадачил и даже ошарашил тебя, но ты не придал этому значения. Внешне ты почти обычен и не отличаешься от других. Когда ты повзрослел и уцепился за свою необычность, то не мог поверить, что причиной ее послужила боль, забытая на несколько лет, как воспоминание из детства. Именно боль делала тебя уникальным и непохожим на других. Благодаря ей ты состарился, не успев повзрослеть. Именно она научила тебя остро чувствовать счастье и почти не замечать горести. Она приучила тебя к себе, и ты принимал ее как должное. Еще бы! Росли вместе…

Ты рад, что жизнь сложилась иначе, чем должна была. Рад, что вырос именно таким, а не пустым и глупым, привыкшим к мысли, что жизнь прекрасна и все вокруг ему что-то должны. Такие люди не поверят в обратное, пока не узнают боли. А ты знаешь и понимаешь многое – для твоего возраста.

Когда тебе было лет пятнадцать, она вернулась. Весь световой день ты жил нормальной жизнью, но едва наступал вечер – тебя вспоминали. Ты удивился и немного насторожился. Такие эпизодические вечера старых встреч не были редкостью, потерпишь. И ты ждал, когда боль уйдет.

Наступила осень. Нахлынула несвойственная тебе меланхолия и невольный страх. Ты не знал, что ждет тебя в будущем, а пора что-то решать, о чем-то думать. Тоскливое серое небо, пыль на асфальте и унылое завывание ветра за окном… да еще любовь. Впервые в жизни. Симптомы на лице. Ты все чаще вспоминал, как отличаешься от других, но о боли как о причине почти не думал. Просто ты по-другому одеваешься, слушаешь другую музыку и как-то иначе мыслишь. Иначе видишь мир, да не один. Почему-то ты другой. Следовательно, любовь несчастливая. Это не для тебя. Когда друзья отплясывали на дискотеках со своими пассиями, ты сидел дома и читал книги, думая о не предназначенной тебе любви.

Иногда хотелось, чтоб была куча друзей, компания с общими интересами. Хотелось, чтобы вам было весело и хорошо вместе. Ты слишком идеализировал такие отношения, не зная, что настолько хорошо не бывает. И ты выдумал себе друзей – прописал каждый образ, характер и даже голосами их наделил. Наверное, и любовь ты себе придумал, взяв за основу реальную личность. Ты понимал это, но ничего не мог поделать с собой. Все мечтаем о несбыточном. Хромой мечтает танцевать…

А тут осень, и так плохо!

Боль стала посещать тебя каждый вечер в определенное время. Дома холодно, часто отключали электричество, и не было горячей воды. При свечах на кухне папа читал «Героя нашего времени», а вы с мамой слушали. И Боль слушала, но ее никто не видел. Ты знал, она с вами за одним столом. И терпел. Долго и упорно, не ропща. Так прошло полгода.

Когда наступила весна – водянистая, тоскливая, промозглая – ты неожиданно понял, что жизнь представляет собой одну сплошную боль. Эта боль так обнаглела, что являлась днем. Было еще светло, а тебя уже скручивало дугой. Безболезненные часы считал счастливыми – пока свободен. Лишь привкус ожидания все портил. Ты ужаснулся – ведь тебе только пятнадцать, а это на всю жизнь. Мысль о том, что тебе жить с этим еще лет пятьдесят, казалась невыносимой. Такими же непосильными были сочувствие родителей и их горестные слова. Ты научился притворяться счастливым, врать, что у тебя ничего не болит. Но получалось плохо. Или родители слишком чуткие?

Однажды ты услышал их разговор на кухне. О тебе. Говорили, что всякие дискотеки, танцульки, любовь – не для тебя, ты это понимаешь, и тебе это якобы не нужно. Они волнуются, как сложится твоя жизнь. Ситуация ухудшается…

Слезы подступали к горлу тяжелой удушливой волной. Хотелось умереть, но ты всю жизнь гнал от себя эту мысль. Бог есть, ты знал. И Он помогает. Если б не Он… все было бы еще хуже. Нет, боль научила довольствоваться тем, что есть, и не браться за непосильное. Ты лишен амбиций и желания превзойти остальных. Ты знал, что они во всем превосходят тебя. Этот мир для них, и они умеют в нем жить. Благодари Бога, что хоть так…

А любовь… что любовь? Подсела на иглу, а ты не мог любить без уважения. Как уважать слабаков – наркоманов, самоубийц, пьяниц? Вердикт юношески жесткий. Ты всю жизнь терпел боль, а у тебя даже не было серьезного намерения свести счеты с жизнью или забыться в ангельской пыли. А эти – с жиру бесятся, пока ты, скрипя зубами, подавляя слезы, терпишь. Ради Христа. Только ради Него. Иначе прекратил бы все в одночасье.

Ты больше не мог любить, но и разлюбить сразу не получалось. На сердце тянулось нечто среднее между притяжением, похожим на магнетизм, и отвращением, сходным с брезгливостью.

Боль не уходила. Кроме нее ничего не осталось. Только надежда, что когда-нибудь все кончится. Весной, в следующем году, через полвека. На фоне боли остальное казалось неважным. Все поддавалось формуле «а будет ли эта проблема волновать меня лет через пять?» При ответе «нет» становилось легче и безразличнее. Но боль не поддавалась и отвечала утвердительно. Да, будет. Я с тобой до конца. Мы умрем вместе.

Она ушла ненадолго. Мама говорит, ранней весной и поздней осенью у хроников обострение, и боль свирепствует именно в это время. Все, что происходило с тобой эти семь или восемь месяцев, ты теперь называешь депрессией. Вспоминать это время не хочешь – второй раз не пережил бы. Хотя… когда переживал, не понимал, насколько тяжело. Ведь депрессия – это не просто встать не с той ноги.

Однако боль – необыкновенный учитель. Она не просто научила не замечать себя и чувствовать счастье острее, чем все остальные, жить вслепую и с ней, так еще и терпению и даже смирению. Ты смирился с мыслью, что она навсегда, а это было нелегко. Ох как нелегко это в пятнадцать лет!

Когда вторая, более настоящая, но от этого более несчастливая любовь отошла на задний план, ты вдруг понял одно: лучше друга, чем Боль, у тебя не было, нет и не будет. С тобой не осталось ничего кроме нее. И никого.

Так уж ты устроен: не можешь жить без цели. Война за жизнь, война за место в мире, где неуместен, война с самим собой. Война привычнее состояния мира и гармонии в душе. Рваться, путаться, биться… или как там? Бороться и искать, найти и перепрятать. Жизнь без цели казалась пустой. Целей ты, как правило, добивался. Или быстро понимал, что добиваться их не стоит, и терял интерес. А иногда, уже добившись, понимал, что игра свеч не стоила. Вечный воин, молчаливый демон, мятежный бунтарь… сколько миров уживалось в одном сердце!

Но получилось так, что любовь номер два – настоящая, светлая и чистая – стала целью, которой не добился. Проиграл войну впервые в жизни. Рука дрогнула, меч выпал из холодеющих пальцев, а ты, как побитый пес, забился в конуру и не оставил в этом мире ничего достойного жизни. А в сердце не оставил ничего кроме пустоты. Смирись, каратель. Ты же умеешь. Все, что умел в этой жизни – смиряться и терпеть, ждать и воевать. Последнее больше не нужно. Глупые цели войны не стоят. Все кончено.

– Я с тобой. Эй, проснись! Я с тобой. Забыл?

Ты увидел женщину. Да, Боль – женщина. Как и Мудрость, Любовь, Опасность, Цель, Смерть и Война. Поэтому она любит тебя. Настоящая женщина любит всегда только воина. Она не красива. Лицо смазано, неприметно и морщинисто от постоянных гримас. Волосы мышино-серые, а сама она – бледная и худая, постоянно вихляется, изгибается, крутится и восклицает. Восклицания разнообразны – то причитания, то стоны, то вопли. Говорит мало и неохотно.

– Почему ты выбрала меня? – спросил ты, когда она села рядом.

– Мне так велели. Сказали, кто ты, а им всегда больно.

– Тебе не надоели твои друзья?

– Да нет… они разные, а я у всех одна. Но я тоже могу быть разной. Даже для тебя.

Ты кивнул.

– Почему я раньше не замечал тебя и не вспоминал о тебе?

– Сам знаешь, – буркнула Боль.

Да, знаешь. Раньше тебя что-то отвлекало – то цель, то любовь, то война. Но всемогущая Боль победила соперниц. И теперь никого не осталось. Ты пуст и одинок, а она – единственный друг. Легкий укол ревности: у нее много друзей, а у тебя она одна.

– Признайся, ты не рад меня видеть? – она скривилась и покачала головой. Что врать? Кто ей рад?

– Охотней сунул бы сердце в ледяные руки, которые порвут его, а потом бросят в пыль, другим топтать! – закончила она, театрально вздыхая.

– Такое бывает раз в жизни, а ты постоянна.

– Зато не предам. Мы подружимся. Знаю, в глубине души ты благодарен мне, воин!

Конечно, подумал ты. Теперь у тебя есть чему поучиться, но никто не желает – у всех свои пути, своя боль, своя жизнь и учителя. Пока не набьют шишек, предупреждать бесполезно.

– Я тебе больше чем мать родная! – заскулила Боль. – Я тебя огнем крестила!

– До сих пор ожоги не прошли.

– Я ж на твою голову венец возложила! Неси достойно, и все будет хорошо, – она слабо улыбнулась и обмякла, будто отпустило ее то, что вечно гнетет. – Все хорошо. Бог даст тебе силы. Ты знаешь, как Он суров с другими.

Ты веришь. И все стерпишь, если нужно. Бой продолжается.

Кира Бородулина

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru