Я такой же как ты иностранец
В наш пластмассовый век…
«Небо молчит»
Раз
Два
Три
Четыре
Пять
Шесть
Семь
Восемь
Девять
Осень — 2011
ПОСТСКРИПТУМ
Собственно, задумка этой повести появилась во время поедания пиццы с Натусиком. Моя боевая подруга той осенью вклинилась в политеховский театр и рассказывала о пьесах, которые там ставили еще без нее. Имя Габриеля Гарсиа Маркеса было мне знакомо давно, но до книги «Сто лет одиночества» я, к стыду своему, никак не доберусь. И вот, по одному из его более коротких произведений театралы ставили пьесу, которая называлась «Глаза голубой собаки». Натусик вкратце рассказала сюжет, который раздражал ее своей тупостью. Чувак и чувиха встречаются только во сне, а когда просыпаются – не помнят друг друга. Точнее, он не помнит, насколько я поняла. Тогда в одном из снов они решили придумать пароль, по которому найдут друг друга в реальности – «Глаза голубой собаки». Но чувак и пароль забывал после пробуждения, а чувиха не могла его найти.
— Ну нельзя что ли на радио с этим паролем? Или еще как? – негодовала Натусик.
— Так если он не помнит пароль, радио вряд ли поможет, — подумала я вслух.
— Короче, два идиота, — диагноз однозначный.
Возможно, — подумала я тогда, — а что если этот сюжетик немного трансформировать и сделать из этих двух идиотов чуть меньших идиотов?
Но получилось наоборот…
Спектакль я, к сожалению, не смотрела, потому что моя подруга там не играла, а сам по себе театр меня не интересует. Она рассказывала, что спектакль ставили очень интересно: сцена перемещалась в зрительный зал, то есть актеры играли как бы в кругу, а зрители принимали непосредственное участие в действии. Ребята, играющие сны, читали стихи и размахивали ленточками и покрывалами, проплывая вокруг импровизированной сцены. Любопытно, как такой сюжет смотрится на сцене? Возможно, даже хорошо, что я не видела пьесу именно в ту осень. Вероятно, там все совсем не так, как я себе представляла, и мои влияния сбились бы в другую сторону.
Этот замысел витал под носом и невольно наслоился на другой: мне очень нужно было разобраться с некоторыми внутренними проблемами, и я планировала написать нечто такое честное, исключительно о себе и для себя, никому читать не давать. Все-таки это самый лучший способ разбирательства. Но оно завершилось раньше, чем рассказ, поэтому моя героиня так и не поведала главному герою того, что так долго обещала. Зато порассуждать на богословские темы я их заставила. Эти диалоги воплощали некоторые мои душевные конфликты, где неофитские крайности еще взывают чистым голосом к обжившейся в грехах «матерой христианке». Так уж получается, что с годами в церкви мы теряем не только трепет веры, священное пламя, горение за истину, но и нетерпимость ко греху. Как мне казалось, идеалом было бы достичь терпимости к грехам ближних и болезненной нетерпимости к собственным. Увы, этот идеал пока недостижим, а если и пробивается что-то такое, то с привкусом отчаяния, ненависти к себе, а не ко греху.
Еще одно сильное влияние – книга «Одиночество в сети». Да, несмотря на все мои зубоскальства по поводу «Бикини», эта книга-то хорошая, и прочитала я ее с удовольствием, хоть и не запоем, но, вероятно, для меня это показатель качества. В какие-то моменты хотелось остановиться и подумать, переварить некоторые эпизоды. Тема сетевой любви была для меня уже не столь актуальна, как весной, но тем лучше, что книга не попалась мне тогдаJ. Весенний взрыв эмоций сменился осенним затишьем, романтической грустью, одиночеством и пониманием, что все кончилось. И слава Богу. Все вернулось на круги своя, к привычному состоянию. Но эта книга всколыхнула мою грусть, и многие эпизоды отозвались в душе. По-разному отозвались: что-то болью, что-то смехом. В моей истории (детально и правдиво изложенной в «Паутине») разумеется, не было такого обилия чувственности и даже намека на какие-то серьезные отношения в будущем – просто сам факт сетевого общения, модель и механизм уже показались мне знакомыми. Возможно, не будь в моей жизни такого случая, мне и книга не так понравилась бы, и ко многим эпизодам я осталась бы равнодушно, как человек со стороны. Но о самой книге я высказалась в другой коротышке, так что оставим ее в покое. Одно скажу: Вишневский действительно сделал убедительную попытку понять женщину, на мой скромный взгляд. Образ главной героини получился даже более выпуклым, чем образ Якуба. Как писал Брюсов, ты женщина, и этим ты права. Так чего стесняться? над некоторыми вещами и мне захотелось поразмышлять. Оговорюсь: примерить на себя абсолютно все, о чем я рассуждала, мне не удалось, но это, пожалуй, и не нужно. Моэм в своих мыслях о писательстве верно подметил, что всякий человек – это лишь прототип, и автор так причудливо перемешивает правду с вымыслом, что сам путается. Так и я здесь не берусь проводить четких границ, где кончаюсь я, где начинается персонаж, где то, кем я хотела быть и та, кем я никогда не хотела бы стать. В ней есть все. Я от нее не в восторге.
26 апреля 2012. ходила на спектакль по «Глазам голубой собаки», хотя Натус там не играет, но мне все-таки любопытно, сильно ли отличается мой вымысел от авторского замысла. Понятно, что сценическая интерпретация далека от первоисточника, тем более, если это не пьеса, а рассказ. Спектакль охватывал три рассказа Маркеса и поэзию. Рассчитан на 75 зрителей, игрался на «малой сцене» — в центре зала образовался небольшой круг, огороженный стульями и дощатыми насестами в три этажа. Мы с Верой забрались на самый верх, как наименее габаритные из зрителей (сам Крестьянкин нас туда отправил). Подруга советовала не садиться в первом ряду, потому как спектакль интерактивный, то есть актеры приматываются к близко сидящим зрителям. Не с вопросами, а так, по ходу действия. В роде: «Я вчера встретил такую некрасивую женщину…» — и актер прострет длань в сторону хорошенькой зрительницы в первом ряду, которая может и обидеться на такие фортеля.
— А че обижаться? – не поняла Вера. – Если она красивая – ясно, что прикол, а если и правда страшная – так и обижаться нечего!
Вот как рассуждает женщина, уверенная в своей красотеJ
Но во избежание подобных казусов мы сели на третьем этаже.
Герой и героиня оказалась безымянными, что я отметила только сейчас. Они снились друг другу в одной и той же комнате, и кроме снов в их жизнях ничего не было. Девушка сопротивлялась их сближению во сне, но в реальности именно она помнила пароль и искала своего товарища по сну. Он же напротив, все хотел до нее дотронуться, но не мог вспомнить свой сон, проснувшись поутру. Ребята, играющие сны, читали стихи и целые монологи из произведений Маркеса и размахивали не тряпочками, а разноцветными полупрозрачными палантинами длиной до пола, в которые по ходу монолога кутались. Сами сны были одеты в черное и сидели среди зрителей первого ряда. Необычно смотрелось – раньше мне таких спектаклей видеть не приходилось. Героиня была в белом платье и в белых туфлях, куталась в белую накидку. Парень в черных брюках и белой рубашке, как офисный работник.
После спектакля главные герои устроили опрос зрителей про сны. Верим ли мы в сны, сбывались ли наши сны когда-нибудь, расскажем ли какой-нибудь интересный сон? Накануне мне приснилось, как я вместе с маленьким племянником закапывала за сараем убитую мной старушку, а потом весь сон мучилась, как сказать об этом на исповеди, да как малый с этим жить будет. Но это не для широкой публики. Я даже не думала во сне, что меня вообще-то посадить могут, что я перед законом виновата. А вот как я перед Богом оправдаюсь и отцу Сергию исповедуюсь – это меня глубоко взволновало!
Спектакль оставил хорошие впечатления при всем моем равнодушии к театральному искусству. Здесь было что-то новое, камерное, интимное. Мой вымысел под названием «Запахи снов» мало напоминает эту зарисовку. Теперь хочется почитать оригинал. Пока же мне просто удивительно, как одна простая мысль может раздуться в целую повесть, и как разные люди (совершенно разные – полом и возрастом, гражданством и годами жизни) интерпретируют и развивают эту простую мысль. Почему-то я очень люблю эту свою вещь, даже не понимаю, за что. Некоторые музыканты говорят, что у них нет любимых песен из собственного репертуара – у них-де все хорошие, но мне трудно это понять. Пусть даже нет в репертуаре песен, которых я считаю плохими, но почему-то одни играю часто и с удовольствием, а другие — просто, чтобы не забыть, хотя они музыкально более навороченные. И в литературе есть вещи, о которых часто вспоминаешь, которые хочется перечитать, и даже воспоминание о том, что они есть, наполняют радостью. Все-таки хорошо, что написал это! Для себя самого – но ведь именно затем ты и пишешь, чтобы прочесть то, чего никто другой не сочинит. Это чувство не имеет ничего общего с гордыней и даже с гордостью. Просто тепло и светло, хорошо, что эта мысль оформлена, этот кусок жизни записан, это чувство ухвачено и увековечено, эти образы ожили, этот замысел доведен до конца. Такие же у меня ощущения от этой осенней грустной вещи, в отличие от «Паутины», к которой мне совершенно не хочется возвращаться. В самом названии я хотела запечатлеть эфемерность и неуловимость.
Запах – брат дыханья, от него труднее отвертеться, чем от зрительного или слухового образа, и вместе с тем он мимолетен и воспринимается наиболее субъективно. Он может улучшить настроение или напротив, испортить его, с ним так легко переборщить, а при недостаточной его концентрации им не надышаться. Потрясающие впечатления, когда в твои руки попадает флакончик духов, которыми пользовалась мама во времена твоего детства. Неужели такие еще выпускают? Рано или поздно почти все духи снимают с производства, кроме самых раскрученных, дорогих и элитных. Нет, мама никогда не любила вязкие тяжелые запахи, которые подобно грозовой туче, висят над женщиной-вамп, дополняя ее коварный облик. Мама любила сладковатые цветочные запахи, и я все детство помнила этот аромат, чувствовала его острее, когда мама целовала меня перед сном, когда приходила с работы, и я бежала обнять ее, заждавшись весь день и соскучившись. И вот теперь, много лет спустя, стоило снять крышку с флакона – и вернулся в дивный мир своего детства, погрузился в волны воспоминаний так легко и безболезненно, как этого давно не случалось.
А сон – понятно, что отражает смысл всего рассказа, но для меня он также сродни запаху. Такой же неуловимый и интересный только тебе. Такая же копилка воспоминаний и впечатлений. Такой же неоднозначный, а порой и бредовый рассказ.
14 мая, 2012. Натали подарила на день рождения книгу рассказов Маркеса. «Глаза голубой собаки» занимал всего 12 страниц крупным шрифтом и, прочтя его вечером, я была несколько разочарована. Признаюсь, если бы ни эта предыстория, театр и Натуськины рассказы, если бы я просто прочла оригинал сразу – не обратила бы на него особого внимания. А быть может, и вовсе никакого не обратила бы. Отрадно, что сравнивать себя с Маркесом уж точно не придется – едва ли кому в голову придет подобная мысль. Хотя в моей повести влияния очевидны, да я и все раскрыла – получилась вещь совсем иного плана. Такие дела...
