Я напишу тебе, превозмогая смущение, — приглашу на свой первый концерт. Это будет квартирник в каморке моего друга. Он использует рабочее помещение после шести, чтобы собирать свободных художников. Комната двадцать квадратов, публика возрастная и неформальная – таким андеграундом веет от одних только блужданий по темным коридорам несовременного здания!
Ты многого не знаешь обо мне. Например, что я сочиняла песни полжизни назад. Много лет я даже не играла, но неожиданно попала в плохую компанию и реанимировала старые навыки.
— Ты же играешь? — нет-нет да уточнит моя новая подруга Лена, концертирующая пианистка.
Я смотрю на свои ногти под шеллаком и говорю, что это было давно.
— Надо нам с тобой что-нибудь разучить.
Я вытащила скрипку из-под кровати и стала потихоньку пиликать. Сначала минут по пятнадцать каждый день. Потом тридцать. Сейчас уже и часа не хватает. Главное — постоянство. Уже через месяц регулярных тренировок я отыграла концерт подруге.
— Обалдеть! — воскликнула она. — У тебя все готово! Я бы уже бегала в поисках помощника с записью.
Я легла было в этом направлении, но все оказалось сложнее, чем казалось. К преподавателю я сходила только раз – прежде, чем она меня слила, я поняла, что надо разобраться со старым, прежде чем разучивать новое или тренироваться на чужом. Со старым я и сама справлюсь. Надо закрыть дверь, которая полжизни болтается на одной петле, и сквозняк не дает мне покоя. Это можно сделать и без записи. Концерт тоже подойдет.
В прошлом году я только присматривалась к этой идее. Лена провела свой первый творческий вечер, где не только читала стихи и играла сама, но и позвала ребят, с которыми репетирует больше года — с гитарами, хангами, альтами. Только меня для полного счастья не хватало. Я сидела в зале и любовалась ею — такой нежной и женственной, в синем кружевном платье, с распущенными светлыми волосами.
А я?
А что я? Толстую хромоножку только скрипка и украсит. Положу ее на дородное плечо, склоню набок очкастую голову и буду надеяться, что все забудут на меня смотреть и растворятся в музыке.
— Скучновато будет одну скрипку слушать битый час, — сказал Колян — тот самый, у которого мы планируем устроить мероприятие.
Я вспомнила, как много лет назад наткнулась на получасовой концерт Людовико Эйнауди — итальянского композитора-минималиста. Он играл на рояле в пустой студии — это сетевой проект, можно было смотреть онлайн. Хотя, что там смотреть: сидит за роялем дедок и играет. Никаких спецэффектов, пиротехнического шоу и даже еще пяти парней на сцене. Дедок за роялем. Я не могла оторвать от него глаз — так он был прекрасен. Музыка преображает людей, которые ее любят.
Я напишу тебе. И ты ответишь, что подумаешь — если будешь не слишком уставшим после работы, почему бы и нет?
***
Уж не знаю, что ты нашел во мне когда-то. Мало кто находит. Хромота моя – благоприобретенная и заметная. Таз вывернуло. Лишний вес набрался, поскольку движения ограничены. Уже в двадцать пять я была толстой теткой, а как зрение стало портиться — вылитая служака госучреждения. Но вместо свободных платьев и черного цвета я ношу брюки-палаццо и кожаные пиджаки. Очки выбираю эксцентричных оправ. Стрижки тоже предпочитаю экстремальные. Видимо, ты подумал, что я веселая. Я же просто боялась выглядеть овсянкой, на которую даже смотреть скучно. Я – ходячий пессимизм, который все время ржет.
Наша первая прогулка разочаровала меня так, что я разозлилась на себя. Бесит эта бабья манера – видеть в каждом встречном суженого. А он расширенный!
Ты младше на три года, учился на тройки, образование среднее, вышка заочная — нужда заставила. Потомственный военный. Я тоже не интеллигент в десятом поколении — так, баба от сохи, с чего выпендриваюсь? Книжек начиталась и умной себя возомнила? Практичные люди в книжки не убегают, а извлекают из них пользу.
— О чем же вы трепитесь? — спросила другая подруга о нашем загадочном общении с тобой.
Ненавижу эти слова — трепаться, трындеть, трещать, болтать. Все это унижает Слово. Мне нравилось, что ты молчалив. Мужчина таким и должен быть и не потому, что ему сказать нечего. Порой кажется наоборот, слишком много, а слова — лишь бледные тени наших мыслей и чувств. Но я уже достаточно взрослая и жизнью битая, чтобы накручивать на тебя не в меру богатые внутренние миры, девчачьи переживания и сверхчеловеческие эмоции. Поняла уже, что ваш брат куда примитивнее нашей сестры и слава Богу. Не продохнуть от собственной сложности.
Такая влюбленность была для меня новой. Обычно я влюбляюсь на отрыв башки и заворот кишок. Либо для меня все мужчины — друзья и братья. С тобой как-то иначе. Я видела в тебе мужчину и относилась к тебе с теплом и нежностью. Но когда ты вдруг исчез из моей жизни, я потратила один день на грустинку и выкинула из головы все глупости. Едем дальше.
Наверное, именно благодаря тебе я, наконец, приняла мысль, что буду одна. Спокойно и без надрыва. До того надрыва было хоть отбавляй. Как же, мне за тридцать, личная жизнь не складывается, но я упорно не верю, что причиной тому — лишний вес, непрезентабельная внешность или религиозные предрассудки. Уж тем более болезнь. Теперь же на казавшийся ранее риторическим вопрос «Что со мной не так?!», я могла легко ответить: все. Ширше надо на мир смотреть и глыбже. Наш милосердный Господь не бинарную оппозицию предложил Своим чадам: монастырь или семья! Красота или ум! Карьера или материнство! А мне разорваться что ли? Что делать?
Жить. До сих пор я выживала и преуспела в этом. Теперь пора начать жить. Как можешь — исходя из своих ограниченных возможностей. Научиться дышать не через раз, а полной грудью. Ничего не бояться и ни на кого не оглядываться. Понять, что у меня не пятьсот лет впереди и на самом деле я многого хочу. Я даже о чем-то мечтаю, но запретила себе хотеть. Вспоминай. Вытряхивай мечты из сознания, как старую скрипку из чехла и начинай жить. Потихоньку, полегоньку, как получится. По сути, никогда мы чистовик жизни не пишем – иначе шагу не ступишь от страха ошибки. Так и сдохнешь, стараясь писать без помарок, идеальным почерком.
***
За три года, что мы разошлись как пресловутые лайнеры в житейском море, я переехала в центр города, в собственную квартиру. Устроилась еще на одну работу. Выпустила два сборника стихов. Познакомилась с кучей творческих людей, среди которых нашла шикарную подругу. Не нарадуюсь — у меня, разумеется, есть подруги и всегда они казались мне классными девчонками, но со временем либо пути расходятся, либо начинаешь к чему-то придираться. Эта слушать не умеет, та ноет много, эта поучает, та от жизни прячется. Одинокие подруги, коих большинство, способны говорить только о мужиках, если ничем особым не заняты. Либо напротив, избегать этой темы, имитируя занятость и востребованность.
В лице Лены я обрела подругу и творческую, и духовную, и умеющую слушать, и желающую чему-то учиться у меня. И, что немаловажно, пинающую меня в верном направлении и поддерживающую на этом пути. От нее я не ощущаю ни зависти, ни превосходства.
И вот, маячит на горизонте мой первый концерт. Не одна скрипка, я послушала Колю. Ребята подыграют — кто на гитаре, кто на ханге и, разумеется, на пианино.
— Всегда завидовала людям, которые могут закинуть свой инструмент на плечо и пойти куда угодно! — сетовала подруга. — А тут — семьсот килограмм!
Синтезатор ее весит всего пятнадцать, но она не за рулем, надо его к Коляну как-то довести. Он сам предложил забрать.
Господи, хоть бы никто не пришел! Я боюсь до смерти! Мне бы еще пару лет поиграть и с преподом позаниматься, чтобы реанимировать затупившийся слух, а не устраивать концерты после полугода самостоятельной практики — вопрос, прогрессивной ли?
— Хватит истерик! — цыкнул на меня Колян. Он старше и умнее, при этом не богемный аристократ, а нормальный мужик. Просто после сорока понял, что ему все можно и занялся творчеством.
***
И вот, этот день настал.
Я не похудела и не изменила прическу. Даже не купила новое платье — буду как облако в светлых широких джинсах и кожаной куртке на облегающий топ. В верхней части тела мне есть, чем похвастаться.
Нервная система моя — загадка для меня самой. Казалось бы, я должна была волноваться так, что не до сна и не еды, однако я наоборот, если нервничаю, жру как не в себя. Сон мой действительно был прерывистым и ухабистым, но в целом я ощущала небывалый подъем.
К Коляну я приехала за полчаса до начала — дать время скрипке прийти в себя после холода и с ребятами сыграться. Они почти не подвели — только Сашок с гитарой прикатил в последний момент. Он уже звезда, ему все можно и такие мероприятия его не стрессуют, а заряжают.
Пустых стульев было больше, чем народу, как и следовало ожидать, однако если восемнадцать лет не играешь кому-то кроме лучшего друга, это прекрасно. Наверное, вообще не важно, пять человек перед тобой или пятьсот.
Сцена импровизированная: за спиной выступающих российский флаг. Если кто захочет пожертвовать на фронт — милости просим, ящик на двери. Акцент смещается. Если бы это был просто мой не пойми на каком основании возникший концерт — я бы чувствовала себя недостойной, неготовой, не такой и ждущей трамвая. Теперь же — пока наши ребята мерзнут и голодают, им надо помочь. Как можешь. Сделай хоть что-нибудь. Играешь — играй. Придет три человека, каждый хоть по тыщенке скинется — носки и трусы купим. Колиному сыну пришла повестка, а сам он подумывает пойти добровольцем. Эти концерты — его боль и надежда. В таких обстоятельствах я чувствую себя почти героем.
— Капитан, добрый вечер! — слышу из-за двери Колин голос. — Что-то не так? Мы еще ничего не сделали…
Ты протискиваешься в дверь — в форме, с четырьмя звездочками на погонах и с букетом цветов в руке.
— Простите, — смеешься, — был выбор: либо переодеться, либо цветочки. Сразу все не успевал, выбрал последнее.
— Выбор правильный, — я принимаю подарок из твоих рук и обнимаю тебя, — рада, что пришел.
Все расселись на круглых табуретках. Коля толкнул вступительную речь — про сбор средств нашим ребятам, конечно. Представил меня. Не люблю слово «поэтесса» — не из-за феминитива, а потому что оно слишком пафосное для моих почеркушек. Поэт — это про Господа, Который сотворил небо и землю, в греческом тексте Символа веры. Удивительно, что после такого кто-то дерзнет назвать себя поэтом?
— Но, оказалось, что ты еще и музыкант, к тому же — скрипач, а это вообще страшные люди с абсолютным слухом. И собственной музыкой. Так что прошу к барьеру!
Аплодисменты. Не буду возражать, извиняться и оправдываться. Лена после своего вечера предостерегла от этого — хватит уничижаться. От помарок никто не застрахован, проехали молча и играем дальше. А насколько ты не такая и чего ты там ждешь — никого не волнует. Они пришли тебя послушать, значит, уже в тебя верят. Для одного человека из десяти это ценно и важно. Ради одного стоит стараться.
Первое произведение (ненавижу это слово — производитель хренов!) — скрипичное соло. Потом разбавим, но начать стоит с себя. Колян поставил камеру на штатив, но к моему удивлению, она меня не смутила. Пока все идет нормально. Потом стишочки. Читаю наизусть и панически боюсь забыть или сбиться. А почему, собственно? Никто же не знает, как оно должно быть...
Вижу твое лицо — спокойное, ни восхищения, ни удивления. Красивые карие глаза. Слава Богу, равнодушия и скуки нет. Наверное, ты обо мне знаешь больше, чем я о тебе, потому что тебя нет в соцсетях, но в интернете ты бываешь. Знаю, что читаешь, что смотришь на ютубе. Казалось бы, интересы наши не пересекаются, но я люблю тебя уже за то, что ты — не творческий мужчина. Твою гордыню не надо подкармливать, а тщеславие — почесывать. Не надо уходить в тень, дабы не отсвечивать или наоборот, выпрыгивать из шкуры, чтобы заслужить одобрение мастера, но по факту, заслужишь только снисходительную улыбку. Да, это все очень мило, что ты тут пишешь-играешь-сочиняешь, но... не забывай, кто в доме хозяин, детка. Лучше будь вообще не в теме, будь равнодушным, позволяй мне творческие игрушки наравне с женскими слабостями, но это далеко от конкуренции.
Я люблю тебя уже за это. Безусловно я больше любить не умею. Да, наверное, и не умела никогда. Самообман и гормоны. Молодость и глупость.
С Саньком мы играли чужие песни. Я хотела бы что-то потяжелее, но у него нет электрогитары.
— Это для крутых парней, — говорил он, — а я — романтик.
Хорошо, что вообще согласился меня поддержать. Есть у нас более идейные, которые могли бы подтянуть полгорода на свое имя, но «не поддерживают». Дед йог против.
— Слушай, у меня как всегда вопрос, — Колян любит вклиниваться в выступления — квартирник же.
— Давай сразу, не люблю, когда в спину прилетает, — отозвалась я, спустив скрипку с плеча.
— Выступления это и не касается. Просто расскажи, как начинала, как продолжаешь, почему бросала. Интересно же!
Начала как почти все — с музыкальной школы. Никогда она мне не нравилась, но это нормально — на всех орали и всех по рукам били. Дальше никуда не пошла. Даже не думала, что можно связать свою жизнь с музыкой и что-то от этого выиграть кроме стресса и безденежья, но сейчас вижу достойные примеры, опровергающие мою тогдашнюю точку зрения. Да и не только мою, что уж там. Получи нормальную профессию, а потом делай, что хочешь!
Играла в нескольких командах еще в студенческие годы. Под влиянием тех ребят начала сочинять свою музыку. Потом работа, гонки на выживание — не до музыки стало. А песни те остались, как нарост на прошлом — посмотришь, погладишь и дальше пойдешь в свою жизнь, взрослую и скучную, в которой вечно не хватает то денег, то времени.
— Ты сказал, в сорок лет понял, что тебе все можно, — обратилась я к Коляну, — а я подумала: можно ведь и раньше понять. Я люблю учиться на чужих ошибках.
Не люблю, нет. Неправильное слово. Я не умею иначе. Это хромая психология: пока одни бегут, у меня есть время обдумать следующий шаг и понаблюдать за теми, кто добежал. Или не добежал.
Подруга подошла к синтезатору. Мы толком не сыгрывались, но она блестящий импровизатор. Честно предупредили зал об экспромте. Восприняли с энтузиазмом.
— Давай свой соляк из «Героя асфальта» — шепнула она мне.
Я выпучила глаза и покачала головой. Она кивнула. Ладно, к середине концерта действительно расслабляешься и принимаешь неизбежность. К концу может и кайф словлю.
Аплодисменты были такими, что я на секунду засомневалась: точно ли столько народу вижу перед собой? Посчитала: шестнадцать человек. Даже много для такой дыры и для такого известного артиста как я.
Ты не знаешь, что за герой асфальта такой. Тебе этот рок глубоко фиолетов — тебе хватает «ретро-фм», чтобы заниматься спортом по вечерам.
После концерта осталось человек шесть на чай: я, Лена, Колян, ты, Сашок и оператор. Выкатили из угла черный двухэтажный столик, распотрошили мой рюкзак, в котором притаилось шампанское (для тех, кто за рулем – безалкогольное).
В компаниях я обычно немногословна, и благо, никто не требовал продолжать быть звездой вечера. Кто-то что-то говорил, расточал комплименты, а у меня начала болеть голова и наступил такой расслабон, какой бывает после вина.
В какой-то момент ты обронил, что не вписываешься в нашу тусовку – все такие творческие, а ты от этого далек. Разве что поешь на клиросе по воскресеньям, но об этом умолчал.
— И слава Богу! – улыбнулась я. – Неверующие творческие люди – та еще шушера.
— Надо понимать, что мы смотрим на все через призму христианства, а они – нет, — сказала Лена, — все заслуги и таланты они приписывают себе и не считают, что с тщеславием и завистью надо бороться. Зависть хотя бы порицается, но вместо того, чтобы с ней бороться, ее маскируют.
Она умница. Понять-то надо, но принимать у меня не было никого желания, и когда человек на сцене тащится сам от себя – это мелко, пошло и тошнотворно. При этом всегда очевидно. Мы же, какие ни есть, но христиане, понимаем, что по сути ничего своего у нас в этой жизни нет, а от слов своих скорее осудишься, чем оправдаешься, поэтому пыжимся хоть какой-то плод Богу принести или хотя бы данный талант в землю не зарыть. А если зарыл – поливать и ждать всходов.
Когда Лена ушла в туалет, я вспомнила, что недавно прочла на ее странице отвратительный комментарий от товарища по перу. Писал он примерно следующее под ее стихотворением: что за слово такое «щас»?! А «канонада» – уточните в словаре, прежде чем лепить, где надо и не надо. И с историей стихосложения ознакомьтесь. Стихи – это же не просто начеркал абы как и что! Лена, занимайтесь пианино, стихи – огромный труд!
И все это с диким количеством восклицательных знаков, что выглядит не как послание ученого мужа, а как вопли истеричной бабы. Ты и Колян с интересом слушали мои антихристианские осуждения, а Санек пощипывал струны — вряд ли он способен слушать кого-то кроме себя. Еще одна особенность творческого мужчины.
— А что Лена ему ответила? – спросил Коля.
— Пока ничего. Может и не заметила. Я бы на ее месте проигнорировала или написала бы в личку, что не избирала его своим учителем, ибо тому нет оснований. Знаю, что он ювелир – так можно и ему сказать: занимайтесь цацками, не лезьте в педагогику.
— Так можно сказать каждому из нас, — вздохнул Коля, — никто литературных институтов не оканчивал.
Я знаю тех, кто окончил, но зачастую они не пишут, а открывают издательства. Дерут шальные бабки с тщеславных авторов за публикацию.
Лена вернулась.
— О чем разговор?
— О творческих мужчинах, — хмыкнул Санек.
Коля пересказал ей вкратце содержание нашей беседы. Лена призналась, что не видела этого комментария.
— Потом ювелир очухался и написал: Лена, не обижайтесь, но кто ж вам еще подскажет?
Она рассмеялась, тряхнув шикарными волосами. Мы уже не в том возрасте, чтобы хейтеры нас обескуражили, это лет двадцать назад могло спровоцировать депрессию и красные пятна на коже.
— Почему бы не написать в личку в таком случае?
— Потому что это имеет отношение не к тебе, а к нему. Надо ж показать, какой он умный – кроме него никто твоих недочетов не заметил, — продолжала бушевать я.
— «Канонаду» все-таки уточни, — Санек уже слазил в телефон и, видимо, прочел стихотворение на Лениной странице.
— Но вот это «занимайтесь пианино» возмутительно, — покачал головой Колян, — профессионал хренов. С чего такое самомнение?
— Медальки, дипломы, участие в конкурсах, благодарственные письма, — я не поленилась зайти на его страницу, — и прочий мусор.
— Он — член союза писателей, — примирительно сказала Лена.
— Дорогая, подай заявку, плати двести рублей в месяц незнамо за что, — продолжила я, — и будешь ты и членом, и мозгом.
Даже ты засмеялся. Может, из-за тебя я все это и затеваю? А ты сидишь с улыбкой сфинкса и слушаешь со спокойствием китайского божка.
— Кого забрать? — спросил ты после еще нескольких скачков разговора. — Тебя отвезти домой?
Мы с подругой хотели еще погулять, а пианино она может забрать и позже, но она отреагировала быстрее, чем я:
— Если можно, меня с синтезатором? Поместимся, точно! И всем по пути.
Ладно, грех не воспользоваться человеком на машине.
Мы погрузили «аппаратуру» в твое авто и покатили по вечернему городу. С недавних пор я полюбила это время, хотя раньше новый год терпеть не могла. Все — от закупки жратвы до ожидания чудес меня раздражало. Теперь же я просто жду рождественских каникул, как возможности поваляться на диване с книгой, побыть в родительском доме, отдохнуть хотя бы от одной работы и поделать все то, на что не хватает времени в повседневной круговерти. В прошлом году я нарядила елку уже восьмого декабря, проникнувшись рождественскими песенками на работе. Все выглядит таким нарядным и праздничным, что радует глаз во время городской черно-буро-грязной зимы. И это ведь надолго! За весь год у нас красота с мая по сентябрь, а остальное время — непонятное месиво. Хоть как-то его раскрасить помогают огоньки и гирлянды.
Пианино подруги весит всего пятнадцать кг, но ты окажешься таким джентльменом, что затащишь его к ней в квартиру. Сядешь в машину и спросишь, везти ли меня по старому адресу. Я признаюсь, что нет — от дома Лены еще пять остановок. И все.
Если он уйдет, это навсегда,
Так что просто не дай ему уйти.
Сколько раз я пускала жизнь на самотек! А может и правильно — не бегают яйцеклетки за сперматозоидами… Или не родись красивой, родись активной — сама ищи себе все? Современный верующий человек — донельзя раздерганное существо. Христианство учит одному, мир и жизнь — другому. Ведь не живем мы по принципу: не пекись о завтрашнем дне, довольно для каждого дня своей заботы. Приходится думать на пару шагов вперед, планировать. Вот иногда и посетуешь, что у меня как раз такой инструмент, который легко закинуть на плечо, а не доверить сильному мужчине.
— Давай поужинаем? — предложу я неожиданно для себя, когда ты остановишься у моего дома. — Ты ж, небось, после работы не поел?
Ты замнешься.
— Неудобно как-то... я ведь ничего не купил.
— Неудобно на потолке спать, — усмехнусь я, — у меня кое-что есть, чего нет — сварганим. А то пока доедешь, пока приготовишь...
Всю жизнь работе отдаешь, маму и бабушку надо навещать, а живешь один и по дому что-то делать некогда. Знаю, что устаешь и зашиваешься. Потому и не откажешься.
Я не готова чем-то тебя поражать, хотя в квартире моей всегда относительный порядок и в холодильнике есть какая-то еда.
— Хорошо у тебя, — оглядевшись, скажешь ты.
И я расскажу, как долго искала эту квартиру, как не смущает меня первый этаж, хотя иногда пугают стуки прохожих в окно, но, слава Богу, нет мышей.
— Кота можно завести на такой случай, — предложишь ты, и я соглашусь, хотя к животным равнодушна и не хочу ничем себя сковывать.
Ремонт уже был сделан и мебель тоже чужая, приходи и живи. Но порой возникает чувство, что живешь на съёмной квартире – ничего своего сюда не вложила. Все нейтрально – светлые обои и атласные шторы.
— В этом году у меня была другая серьезная трата, — признаюсь я, доставая из холодильника кастрюлю с супом.
Ты не поинтересуешься, какая. Похоже, я уже тебя не занимаю. Мой мир оказался чужим для тебя, как и мне твоя рыбалка и охота. А раньше ведь умничка, целую, стихи классные. Знаю я это снисходительное мнение любых мужчин – творческих и не творческих. Для последних это милая безделица, а для первых слово «поэтесса» рифмуется с «пмс». Открыто мало кто скажет: занимайся скрипкой, но думают так наверняка все.
— Скучно тебе было? – спрошу я за трапезой.
— Я и не веселиться пришел, а тебя послушать. Это было прекрасно. Не знал, что ты так играешь.
Не оправдываться, не уничижаться, не обесценивать!
— Спасибо. Это для меня серьезный шаг вперед – ну, ты все слышал, — не говорю, что это почти подвиг, хотя ощущаю именно так. Уже начинаю ощущать.
— Еще бы! Тебе бы отпраздновать с друзьями.
— Мы чаю с шампанским попили. А друзья мои – Лена и Коля, остальные — приятели.
Ты и без того в курсе, как разочаровывают современные мужчины – родину защищать некому и все уверены железно, что они правы. Это мы глупые, причем настолько, что с такими умниками не хочется мутить совместных проектов.
— Понимаю, что по сравнению с твоей деятельностью это все — пыль и болотная тина, — я встану и гляну, как там второе на сковородке, — но знаешь… дело даже не во мне. Я тебя пригласила не для того, чтобы покрасоваться или чтобы ты меня поддержал. Просто я по себе поняла… я ведь далеко не всегда так жила. Буквально полтора года назад у меня не было ни этих друзей, ни приятелей. Порой страшно представить, как бы жила здесь, одна как сыч, если бы не Лена. Она легкая на подъем, у нее куча идей и она умеет ненавязчиво общаться со всеми на свете. Надеюсь, что ей от меня тоже хоть какая-то польза есть.
Пока я накладываю в тарелки рис и куриные ножки, ты молча ждешь продолжения.
— И знаешь, не все мероприятия, которые я посещала, вызывали у меня первобытный восторг, не все обогащали и чему-то там учили, не везде я встречала интересных людей. Но я точно знаю, что лучше сходить, чем не сходить. Дома мы уже засиделись и еще насидимся, ничего нового точно не будет, а выйдешь – глядишь, хоть какую-то новую эмоцию словишь, хоть слово вымолвишь, на людей посмотришь, тряпки забытые выгуляешь, — при этих словах ты усмехнешься. Следом и я, взглянув на твою форму.
— Дела сами себя не сделают, — возразишь ты.
— Но и в лес не убегут и никуда не денутся. Они имеют свойство не заканчиваться, ты заметил? А жизнь проходит, молодость уходит, люди, к сожалению, тоже покидают этот мир. А каждый человек – это чудо Божие. К сожалению, я не так давно это поняла, раньше бы не была такой раздражительной. И каждый может что-то дать тебе, чему-то научить. Но даже если этого не происходит или ты обесцениваешь – мне это свойственно еще как – быть может, ты послан Богом кому-то и для чего-то.
Ты усмехнешься.
— Нет, это не про тщеславие. Вот позволь о себе скажу. Я не подозревала, что такие люди, как ты вообще существуют. Что можно в наше время так жить, особенно работая в таких местах. Все мы по уши в стереотипах, хоть и не признаемся.
Рис и курица исчезнут быстро и нареканий не вызовут, скорее всего. Я поставлю чайник, а ты все молчишь.
— Я сегодня, слушая тебя, думал, что о таких девушках только в книгах пишут. И что люди, которые сочиняют стихи, что-то создают, играют музыку – это где-то далеко… да, ты знаешь, чем наполнен мой мир! Точнее кем.
— Вот о чем и речь, — я села за стол, — но ведь любопытно увидеть новую сторону этого мира. А их еще много.
— Ты меня очень удивила, — помолчав, скажешь ты, — про меня. Я же самый обычный человек. Я не сразу понял, что ничем не могу быть тебе интересен, но признаться в этом было нелегко. Самому себе. А тут ты такое говоришь. И все эти таланты оказывается для тебя – шушера?
Оказывается. Но больше ничего говорить не надо. От такой книжной барышни, как я, есть ли толк в практичной повседневной жизни, когда так много девушек хороших? В любом храме – на рупь ведро, а мужиков нет. То кривые, то косые, то высокомерные, — жена да убоится мужа своего! — то оторванные от реальной жизни или маменькины сынки до сорока плюс. Ты один из немногих, которых можно без колебаний назвать мужчинами. И это нашим истомившимся дамам уже кажется чудом.
— Ты зови меня еще, если будет что интересное, — скажешь ты на прощанье, — тем более, если сама что-то будешь играть или читать. Я действительно отвлекся.
От уголовного мира, с которым соприкасаешься каждый день, но о нем рассказывать не хочешь, хотя я предложила.
— Это останется между нами, даю слово.
— Верю. Но не хочу, чтоб ты с этим жила. Некоторыми вещами не стоит делиться, чтоб чужую душу не пачкать.
Всем бы твое понимание! У знакомого поэта есть строки: не завидуйте мне, не завидуйте. Я бы написала: не делитесь со мной, не делитесь. Как порой невыносимо жить с вашей правдой! Все так и норовят слить ее на меня и растащить меж двух огней.
Еще один повод любить тебя. Время все по местам расставило, но поздно. Или нет? Пути Господни неисповедимы и сегодня каждый из нас ступил на новую дорожку.
