Music:
Gary Moore
Blutengel
фото взяты из интернета
***
And we have just one world
But we live in different ones
Dire Straits \ Brothers in Arms
Я давно наблюдаю за тобой. Какая же мне от этого польза? Ты не знаешь о моем существовании, и не можешь думать обо мне в ответ. Мне нравятся немногословные люди со странными привычками и живущие словно в другом мире. Я таким абсолютно неинтересен — что я могу рассказать? Пошлый анекдот или старую байку, устройство гитары и содержание недавно виденного фильма? Но почему-то меня тянуло к диковинам.
Я – это просто я, ничего особенного. У меня есть работа, которая устраивает морально и материально. Родители живы, здоровы и богаты. Пока я учился, побывал во многих странах. Я езжу на работу в БМВ и слушаю рок в классной стереосистеме. Приходится носить костюм и галстук. Раньше думал, это будет напрягать, но оказалось, все не так страшно. Работаю допоздна — с девушкой недавно расстались, поэтому заполнил жизнь до предела, чтобы не скучать.
Увлечение музыкой не исчезло с годами. У меня своя группа, мы репетируем два раза в неделю, а по выходным играем в клубах. Я мечтаю открыть хороший рок-клуб. Не такой, где топором висит табачный дым и мат слышнее музыки. Вероятно, мечта так и останется мечтой, и дело не в финансовом вопросе. Не напишешь на дверях: «только для посвященных».
Иногда, проезжая по городу, я вижу тебя на остановке. Мысль предложить подвести не раз посещала меня, но отгонял ее – вид у тебя такой, что ты скорее умрешь, чем согласишься. Вечерами я прогуливаюсь по городу и смотрю в твои зашторенные окна. Твой силуэт бродил по комнате, иногда надолго исчезая, но тут же появляясь в кухонном окне. Ты часто смотрела на улицу, но не обращала внимания на прохожих.
Я представлял себе, как ты сидишь на кухне и пьешь чай, рассеянно размешивая сахар. Со стороны доносится безразличное бормотание телевизора, а ты ничего не слышишь, перекручивая в голове что-то свое. Потом возвращаешься к себе, читаешь, пока сон не сморит, а когда сморит – сразу засыпаешь, не отдыхая от мыслей.
Когда встречался с девушкой, мы ходили в кино или в театр (ее родители давали ей на это денег, на которые мы чаще покупали вино). Ходили на концерты, и выставки, гуляли по городу, заходили прикола ради в дорогие магазины. А если погода была нелетной – сидели в Интернете, скачивали разную хрень, помимо нужного по учебе.
Теперь я гуляю один, и когда вижу тебя, гуляю за тобой. Тогда-то у меня и появилась возможность узнать, какие книги ты читаешь и что слушаешь. Мне стало понятно твое настроение – слушая и читая такое, улыбаться не тянет.
Так уж получилось, что я — общительный человек. Мне нравится, когда навстречу идет знакомый, нравится узнавать от людей что-то новое, наблюдать за ними. В институте я участвовал во всех активах, концертах и спектаклях, обзавелся таким количеством знакомых, что сам удивляюсь. Я умел быть душой компании и без труда вливался в любую тусовку. Но настоящих друзей у меня нет. Когда мой товарищ по группе свалил за бугор, я понял, что потерял не только хорошего музыканта, но лучшего друга.
Знаю, ты плохо думаешь о благополучных людях, но я не собираюсь писать апологию сильных мира сего. Хочу сказать, что и среди них есть люди думающие и хорошие. Наверное, здесь стоит сказать, откуда я знаю тебя.
Я прочел твою статью в студенческой газетенке, которую в руках держу редко. Приятель всучил, сказав, что там есть кое-что интересное, подразумевая свои стихи. Коль скоро бумажка оказалась в моих руках, я ее пролистал. И наткнулся на твою писанину. После первого прочтения я обругал тебя последними словами. Потом перечитал и подумал, что обо мне там не так уж много и успокоился.
Вот, собственно, фрагмент:
«Однажды мой друг обвинил меня в скудности интересов. Он, мол, и на гитаре играет, и фехтованием занимается, и стихи пишет, и учится, и о массаже что-то хочет узнать. Я же музыкант до мозга костей. Они скудные в плане общей культуры люди – привязаны к куску жести или дерева. Музыка для них жизнь, а не увлечение. Как сравнивать дыхание с массажем или с фехтованием? Нам вообще друг друга не понять».
Про музыку мне понравилось, я со всем согласен: как-то меня попросили рассказать о хобби в рамках урока английского — нарисовал на доске гитару и буркнул, что мне нечего добавить.
«Я часто думала, почему мои сверстники такие позитивные и веселые – неужели их правда радует жизнь и перспектива жить ею многие годы? Оптимизм в наше время – явление не то что неумное, скорее пустое. Пережитки детской слепоты и осколки розовых очков. Мне интересно понять, почему так происходит, и я стала присматриваться к людям, с которыми общаюсь.
Все просто: ты молод, красив, богат и успешен, и боль не коснулась тебя. Почему бы не радоваться жизни и не быть улыбчивым и оптимистичным? Отцы в состоянии покупать шубки и побрякушки дочерям, при этом не напиваться и гонять вокруг дома с песнями каждый вечер. Со здоровьем порядок – так и должно быть, конечно. Пока все при тебе, об этом не задумаешься, не то, что ценить и благодарить. Эти позитивные ребята знают, что в мире каждую минуту умирают дети, падают самолеты, звучат выстрелы. Но это где-то там, в телевизоре, далеко и не с нами. Знать о боли и знать боль – не одно и то же. Человек, не страдавший сам, едва ли сможет сострадать другому.
Что же мучает мое поколение? Они страдают, если на них косо посмотрели, что-то не то сказали, обругали или послали. Если староста заныкала два рубля со стипендии, если в столовке кончились бифштексы. Если бросил парень (девушка). Если завкаф надумала расформировать группу. А какая катастрофа, если получили на экзамене «4»!
Они страдают, если пришлось купить сапожки за пять штук, а не за семнадцать. Страдают, если помяли в троллейбусе или поставили сложный экзамен раньше, чем они ожидали «Мы были в шоке!», — любимая фраза на моем факультете. Как жить после института?
Боль – вот, что делит мир на «их» и «нас». Ее концентрация, доза, периодичность и сила. Жаль, нельзя прививать ею с детства, чтобы последующие боли переносить легко и с менее страшными последствиями.
Причем же здесь музыка? — спросите вы. Смысл не в том, что массаж и фехтование меркнут на ее фоне, как мелкие проблемки на фоне жизни. Именно человек привитый болью умеет радоваться жизни по-настоящему, он ее знает всякой – и болезненной, и счастливой, ему на все хватает красок и нот. А разменивать себя на суету и мелкие неурядицы — не есть умение наслаждаться и уж тем более, жить в реальном мире. Прожить жизнь как по нотам – разве не есть величайшее из искусств? А для этого лучше быть готовым, если не ко всему, то ко многому».
Писулька называлась «Мы не поймем…». Да, ты права – прочитав ее, я действительно ничего не понял и посчитал это бредом, который хорошо начинался, но странно закончился. Ты просто завистливая, озлобленная выскочка! Твоя фамилия указана в конце статьи, поэтому я поймал человека, что всучил мне газету, и спросил, знает ли он тебя. Он сквозь зубы ответил, что знает, и проводил меня на конференцию, где ты присутствовала – к счастью, не выступала. Мне не хотелось подходить к тебе и оправдываться – мол, я благополучный, молодой, здоровый, красивый и богатый, но не такой пустой, как ты пишешь! В семнадцать я чуть не потерял мать, а раньше сам едва не отдал Богу душу из-за воспаления легких. И что теперь, набычиться на весь свет и бравировать своим несчастьем?!
Зайдя на конференцию, я подумал, что подойду к тебе, познакомлюсь, выскажусь по поводу статьи и пожурю за огненные тирады. Мне не трудно познакомиться с кем угодно, поэтому не понимаю, что нашло на меня в тот момент. Поэт, сопровождающий меня, едко сказал: «Вон она, видишь, у окна!» «Да, да», — ответил я и сел у входа. Потом подойду. Может, ты слушаешь и записываешь, я не хотел отвлекать. Когда конференция кончилась, и народ потянулся к выходу, я потерял тебя в толпе, а когда отыскал взглядом, было поздно – ты уже далеко. Может, оно и к лучшему, подумал я тогда. Решил выбросить тебя из головы, но как назло, ты все время на глаза попадалась! До сих пор мы незнакомы, хотя живем недалеко друг от друга.
В каком-то фильме я слышал разговор двух людей: один — журналист, привыкший к современной жизни, роскоши и удобствам, а другой намного старше и, видимо, умнее. Говорили они о вере. Старший спросил у журналиста, любил ли он когда-нибудь так сильно, что и жизнь, и смерть меркнут в сравнении с этой любовью? Тот, подумав, ответил отрицательно. Тогда старик спросил: «Страдали ли вы?» «Нет», — ответил молодой человек. «Тогда откуда взяться вере?»
Любовь для меня — хорошие и теплые отношения двух людей, которые хотят быть вместе. Не знал я любви несчастной или невзаимной. Только вдохновение, помогавшее писать музыку и тексты песен. А страдал ли я? Видел, как это бывает. Знаю людей, которые страдают так достойно, что становится стыдно жаловаться на погоревшую гитару. Знаю, что значит быть чужим в своей семье, хоть она и благополучная. Знаю, как зарабатывать деньги с шестнадцати лет, хотя родители обеспечены. Какие страдания, какая любовь – такая и вера. Ее не может не быть совсем, если ты нормальный человек. Как и любого нормального человека, меня привлекают сильные личности. Они помогают поверить в себя, когда наступает отчаяние – такое случается редко, но случается. Они притягивают и немного пугают одновременно.
Таким был человек за строчками. Такой я видел тебя.
Наверное потому я снова утюжу ботинками снег перед твоим домом и смотрю на незаштореное окно, в котором виднелся тусклый свет, и маячила твоя тень. Я представил себе, как ты расхаживаешь по комнате, говоришь с собой полушепотом, ранжируя мысли для новой статейки. А потом сядешь за компьютер и напечатаешь очередную бомбу. Интересно, много ли еще таких неузнанных в толпе?
