Какие они? Раньше было понятнее, что «тру», а что — «фолс», но в эпоху фаст-фуда и микрорынков грани стерлись. Да и я поймала себя на мыcли, что мне безразлично, к каким причисляют автора, если он мне интересен. И на какое кладбище отнесут меня. Так ли это важно, если, по мнению Моэма, срок жизни романа – девяносто лет?
Зачем я затеяла эту апологию? Как и всякую другую на своем ресурсе – для себя. Хочется мысли упорядочить, а не доказывать кому-то что-то. Если зайдете на огонек, развлекитесь немного – не загружу, не укушу.
Гурманы vs всеядные
Замечу, что публика на инязе всегда отличалась лояльностью по сравнению с филфакерской. Оба факультета филологические, но почему-то факультет русской филологии назвали возвышенным филфаком, а факультет германо-романской – пошлым инязом. Многие наши преподы тепло относились к рок-музыке и даже носили характерные футболки. Курсе на третьем я подумывала писать диплом на тему «Влияние поэзии Эдгара Алана По на творчество готик-дум команд» и примеры разобрать на примере «Тристании». Кажется, никто бы не копнулся, если бы я поставила их записи на защите. Наоборот, так и вижу, как некоторые с горящими глазами подались бы вперед, силясь расслышать слова в реве и скрежете.
Мы не боялись оскоромиться легкомысленным чтивом, тем паче, если оно на английском. Как иначе узнать об актуальном состоянии языка? Ютуб еще не был так популярен.
В моей семье к легкому чтиву относились так же легко. Мама читала романы Даниэлы Стил, а папа – боевики Чингиза Абдуллаева. Только сестра-филологиня ворчала по этому поводу и пыталась пристрастить нас к высокому. Мама мучила Хемингуэя месяца два, а папа изнывал над Фаулзом полгода. Мне достался вполне сносный «Колька Кочерыжкин», которого я восприняла как отдых от «Черных котят».
Как есть снобизм в одежде, так и литературе он не чужд. Иная дама гордится тем, что покупает только шмотки от Кавалли, а есть люди, которые гордятся пристрастием к Достоевскому и лучше уж не будут читать вовсе, если нет времени и мозгов на изысканное. Хотя даже не медикам ясно: читающий что угодно мозг проделывает больше работы, нежели пялящийся в телик или ютуб.
Жанровики
Как-то наткнулась на комментарий одной девушки в книжном сообществе, о том, как она пристрастилась к Жюлю Верну, называя «остальное» фигней. Но давайте по-честному – тот же Верн, Сабатини, Скотт – литература для юношества и остаются в памяти навеки не из-за какой-то запредельной серьезности, а из-за сугубой восприимчивости в этом возрасте. Потому с годами нам и кажется, что раньше все было лучше и вода мокрее, и книги умнее.
С творчеством Кинга я познакомилась много лет назад. Некоторые его труды запали мне в душу, а король ужасов показался скорее тонким психологом. К примеру «Долорес Клейборн», «Несущая огонь», «Мертвая зона». Тут и социальные проблемы, и тонкости человеческих отношений, и классная композиция и изменение в характере героя. Все, что отличает хорошего автора. Не скрою, до прочтения в голове моей был стереотип, как бывает обо всем, с чем не удосужились познакомиться поближе. М. Горшенев на «Нашем радио» сказал, что по сравнению с Гоголем Кинг – попсовик, а одна из моих сокурсниц задавала другой вопросы, когда выслушала ее доклад по творчеству этого писателя.
— Что ты там находишь? Ну, одиночество, непохожесть на других, и все…
А так ли это мало на самом-то деле? Впрочем, для той девушки и Воннегут был бредов.
Моя подруга как-то сказала, что творчество Кинга всерьез не воспринимает и да, ей было страшно, когда за Долорес тянулась из колодца рука ее мужа. Позже когда я прочла «Как писать книги» и узнала, что великий и ужасный был учителем инглиша и литературы, и сам свою работу воспринимает еще как серьезно, стало обидно и жалко всех качественных жанровиков. Иным попробуй скажи, что их фентези и сай-фай – поденщина, а Кинг им, видите ли, несерьезен. Сами выискиваем в его книгах только то, чего можно испугаться, следуя навязанному стереотипу. Вот напишешь шедевр, а про тебя скажут: да, ну, попса, сопли в сахаре. И не важно, что пишешь книгу по три года и изучаешь все что можно – и матчасть, и писательское мастерство.
В книгах «Большое волшебство» Элизабет Гилберт и «Право писать» Джулии Кэмерон дамы сходятся, что их задача – отдавать любимому делу лучшее в себе, а серьезные они писатели или нет – пусть решает кто-то другой. Как и музыканты передоверяли критикам определение жанра, в котором играют, особенно если работают на стыке.
Зачем?
Кажется, когда человек по-настоящему взрослеет, ему становится безразлично, что он покупает не «Кавалли», ездит не на Бентли и дерзает читать не только Достоевского. Учительница литературы признавалась, что глотает такие же книги, как моя мама, и муж ее за это пилит. А еще смотрит аргентинские сериалы, потому что хочет полюбоваться красивыми лицами и интерьерами. Почему-то в наших фильмах все темнее, реалистичнее и грубее. Другая говорила, что последние годы читает одни детективы и сказки, ибо только они могут заставить ее отключиться от удручающей реальности.
Сама я прониклась фентези после сдачи экзамена по истории иностранной литературы. 80 билетов, по три вопроса в каждом, в голове каша имен авторов и персонажей, дат не только рождения и смерти, но и периодов творчества. Взяла было Воннегута, получив свою «пятерку», но поняла, что меня тошнит от английских имен и названий. Сначала я отдохнула с польской сказочкой про академию пана Кляксы, а потом взялась за «Замок целителей» Виктории Хенли.
Сколько ни пыталась подруга приобщить меня к Саймаку и какому-то из этой оперы – не забирало. Я послушала некоторые рассказы в «Модели для сборки» и что-то прочла на английском – для ознакомления, как специалист. Чем отличается Шекли от Гаррисона и Желязны от Азимова так и не постигла. Но вот фентези какое-то время почитывала, дабы от чего-то отдохнуть. Попались под руку Ник Перумов, который порадовал увлекательными сюжетами и достойным слогом, но опротивел смакуемой жестокостью. Андрей Постников, который писал про Хельги, который имеет мало общего с тезкой из Старшей Эдды, и тут я поупражнялась в аналитическом чтении. И повторений нашла кучу, и любований своим персонажем и современные словечки, неуместные в речи викинга девятого века. Но ленивым летним днем на балконе читался неплохо.
Как у Аверченко: есть тонкий юмор, а есть – для дураков. Только жизнь не полосатая и резко разделять я бы не стала. Меня почему-то причисляют к интеллигентам, хотя у меня в роду одна деревенщина, но, видимо, внешность не в меру аристократическая, а вот юмор мне по вкусу грубоватый и пошловатый.
Как человек пишущий, я не брезговала знакомиться со многими авторами и у каждого есть чему поучиться. Хотя бы тому, как не надо. Чужда мне позиция: «Донцова отстой, правда, я не читала». Читала. И Сидни Шелдона читала, и Нору Робертс. И не зря они бабки зарабатывают. Люди знают, как работает индустрия развлечений, а ты со своей загруженностью фиг так напишешь. Тот же Кинг вернул мне давно забытое чувство, когда погружаешься в книгу всем существом и в пять утра не ложишься спать, трясясь от предвкушения – чем дело кончится? Все отлежено и отсижено, глаза устали, изворочился на диване, но не можешь книгу закрыть. А казалось, так читала только в детстве, когда некуда было спешить и ни на что отвлекаться. Сейчас глянешь, сколько до конца главы, прикидываешь, сколько времени можно выделить на чтение. Так почему бы людям не зарабатывать свои миллионы, если они умеют вернуть эту детскую радость?
Оттепель
Надо сказать и сестра моя с годами смягчилась. Когда племянник был маленьким, и чтение его не увлекало, она переживала:
— Может, он УО?
— Да ладно тебе! Нормальный он пацан, ему надо бегать и орать. Я в девять лет еле первую книгу осилила. А теперь на пяти языках читаю.
— Ну сравнила! Ты не видела ни хрена, а он-то зоркий сокол!
Допустим. Читать в огромных очках на плюс восемнадцать, двигая лупу по странице, не особо тянуло, но семья давила. Все прямо таки не вылезали из книг. Дедушка с бабушкой навешивали друг другу прозвища: Гобсек! Дульсинея! А ты, как урод в семье. Хотя почему «как»?
Странно вспоминать об этом сейчас, но тогда учительница младших классов, приходившая к нам домой, сказала: если однажды ты решишь начать с чтения, я упаду со стула. Она всегда предоставляла мне право выбора, и я оставляла нелюбимый предмет на потом. Особенно меня бесила «техника чтения». В упор не понимаю, зачем это надо? Не понял что, но главное оттарабанил со скоростью света. Недавно на английский ко мне пришла такая девочка. Читает как пулемет, но половину слов не знает. Даже я не успеваю понимать, что она начитала.
В общем, жизнь моя испорчена литературой, как у Рут Вайс – героини Аниты Брукнер. Психологическая травма, наверное.
— Ну эти «черные котята» все-таки нужны были тебе, чтоб к чтению прикипеть, — решила сестра. Накануне посмотрела какую-то передачу, где сурьезные спорили с беллетристами. Надо же, прогресс! Да, «Серебряные коньки», «Белые кружки», «Четвертые высоты» и прочие советские шедевры с такой задачей не справились. А иные родители искренне удивляются, почему современные дети не фанатеют от Робинзона Крузо. Я сама его в восемнадцать еле домучила! Сомневаюсь, что любителям современной фантастики покатят Стругацкие и Вайнеры. Темы вечные, но хочется знать, как нам с этим жить, а не тем, кто родился полвека назад.
Мораль: родители, не пилите детей, пусть читают фигню, если нравится. А то станут писателями, перепишут каноны, и что было true станет falsе. Я уверена, только время властно расставить точки над «ё» и показать, какие книги были стоящими, а какие – туалетной бумагой.
