Когда Татьяна Николаевна пригласила меня в поездку в очередной монастырь, удивлению моему не было предела. Как? Уже можно? Уже пускают? в монастыре Иоанна Рыльского я проездом была два года назад, но выбраться ужасно хотелось. Хоть куда. После этой самоизгаляции и карантина, в свете этой невнятной ситуации, да и просто выгрузить из головы ежедневный дурдом и пожить кардинально другой жизнью.
Вечером в четверг заехали за мной Эльвира и Володя на такси. Ездили мы вместе на Селигер, живем в одном районе, так что скооперировались.
— Кир, а ты не знаешь, где мы будем ночевать? – спросила Эля с заднего сиденья.
— Вроде в монастыре, — ответила я, — вроде Иоанна Рыльского.
— Татьяна Николаевна мне что-то говорила, а ничего не поняла или забыла.
Оказалось, нас таких много. Засиделись. Только позвали в поездку – собрали рюкзаки и хоть куда. Были разговоры и про Белгород – мол, и туда заедем. Но там ночевали в храме, а для этого нужно было брать подушку и плед, а этого никто не взял. Ладно, как-нибудь, не в первой.
В Белгород заезжать мы не планировали, да и в монастырь Иоанна Рыльского, что неподалеку от Курска, приехали только на литургию. Ночевать же мы будем в селе Большегнеушево, в 25 км от Рыльска и в 4 км от Украины. Уж не знаю, что там до сих пор не так с Украиной, но мобильная связь подводила конкретно. Хорошо я отправила своим смску еще утром в Рыльске.
Ехала с комфортом, а не как обычно и даже поспала. Привычный автобус полон, а за ним плелась наша восьмиместная коробчонка, где задние сиденья откидывались и коленями не подпираешь подбородок. В общем, красота. Приехали в шесть утра вполне себе отдохнувшие. Признаться, обычно в такие моменты я – больное животное, которое идет умирать в лес, поэтому смысл однодневных поездок от меня сокрыт, особенно если выезжаем в ночь. Ничего не радует, ничего не воспринимаешь, с недосыпу мерзнешь, полслужбы стоишь, качаясь как рябина под окном, а вторую половину куда-то приземляешься и засыпаешь. Дергаешься, клюёшь, зябнешь, опять встаешь и качаешься. После трапезы приходишь в себя, а если опять куда-то едем – засыпаешь в автобусе, наплевав на комфорт и бьешься виском в стекло. В общем, только на второй день начинается нормальная паломническая жизнь, до этого – кофеин наше все. В таблетках – лайфхак певчего.
На сей же раз я — непривычно огурцом. Спать, конечно, хотелось, но не сильно. После службы нас покормили, а потом провели экскурсию. Точнее, мы стояли у храма и слушали интересный рассказ одного из монахов и об истории монастыря, и об Иоанне Рыльском, но главное – об отце Ипполите, который возродил эту обитель после закрытия в безбожные советские годы. Он же создал тот самый монастырь, куда мы впоследствии направимся и остановимся – в честь Казанской иконы Божией Матери. Чудотворную икону туда привез ватопедский старец Иосиф и написана она с частицей мощей Максима Грека. В воскресенье как раз его память.
Могила отца Ипполита находится за храмом и, как я позже узнала от матушки Надежды, которая пишет о нем книгу, там есть сундучок, куда можно складывать свои чаяния и просьбы, изложенные в свободной форме. Как Матронушке, наверное. Мы же об этом не знали, поэтому просто помолились, каждый о своем. И застряли там на полдня под палящим солнцем. Кому-то повезло присесть в тени каштана, а кому-то (как мне, например) даже подремать на травке.
По словам Татьяны Николаевны в келью отца Ипполита никого не пускали, но им однажды повезло. Женщина, которая восемь лет трудилась тут, ни разу такого не видела и потом допрашивала Т.Н. кто их туда пустил.
— Да мы просто попросили и все…
Так и мы просто попросили экскурсовода, он позвонил батюшке и тот назначил нам время. Мы явились сразу после экскурсии и прошли и крохотную, можно даже сказать, убогую комнатушку, завешанную иконами, выцветшими фотографиями и полками с книгами. Из мебели – старая кровать и заваленный чем только можно стол. У стены крест. Толком всего не рассмотришь, когда много народу и не хочется задерживать очередь, но главное понимаешь: чего стоит вся наша мирская суета, гонки вооружений и проблемы, которые сами себе создаем. Много ли надо человеку на самом деле? Служить Богу и в этом иметь такую полноту жизни, которая никогда не будет доступна, пока духовные очи зашорены тщеславием. Быть может, у кого чем, но мне кажется, в большей степени именно оно толкает нас на безумства.
Никто не торопил, Т.Н. сказала, что в Большегнеушево трапеза у нас в три, а ехать меньше часа, так что будьте счастливы и часов не наблюдайте. Так мы и поступили: кто общался, кто молился, а кто дремал под каштаном. Мы ж еще на колокольню залезть хотели…
— Все небось думают: когда же эти тульские уже уедут, что они тут весь день толкутся? – сказал не помню кто.
А кто у нас, собственно? Костяк, что ездит почти всегда примерно такой: Т.Н. – наша руководитель, предводитель и няня, Олеся – ее помощница, Галина Тихоновна, которая сначала мне дико не нравилась своей авторитарностью и умением завести с пол-оборота, но теперь я к ней привыкла и она даже стала напоминать мне мою бабушку. Сергей – бессменный водитель. Второй водитель оказался тоже Сергеем и мужем Т.Н. Алтарник Дима на сей раз ехал с братом Игорем, с Олесей был ее семилетний сын Коля и еще один Коля – старший, которого я помню по Соловкам, стал приятной неожиданностью. Как и тогда, с бабушкой, Любовью Серафимовной, которая четыре года спустя показалась мне еще меньше и немощнее. Все мы не молодеем, но ей уже к восьмидесяти или даже за – Т.Н. толком не помнит год ее рождения. А Коляну двадцать и он очень умилительно возился с маленьким Колей, облегчая жизнь Олесе. Эльвира с мужем Володей и Лена – преподаватель воскресной школы — знакомы мне по последним поездкам. Остальные, в основном женщины, тоже в целом знакомы, но в силу моего плохого зрения, однотипного облачения и примерно одинакового возраста, не запоминались, тем более по именами и отчествам. Много Валентин, Татьян, чуть меньше Ирин, Галин и Ларис.
На колокольню нас тоже пустили, но едва увидев лестницу, которая оказались чуть шире меня, а ступеньки такими крутыми, кто ползти туда пришлось буквально на четвереньках, я пожалела, что согласилась на это приключение. Ну колокольня и колокольня, что я там не видела? Виды сногсшибательные – это понятно, как всегда и везде, наша страна ими богата. А были времена, когда я только представляла, как там, на колокольне, и мне очень хотелось туда попасть. Именно в те времена я писала роман «Отзвуки вечности», где главный герой был звонарем. Я всегда так делаю: когда хочется попутешествовать я отправляю своих героев туда, где хочу побывать, изучаю маршрут, мотели и гостинцы, достопримечательности, интерьеры – благо интернет под рукой, смотри хоть обсмотрись. Так всем этим пропитаешься, будто по-настоящему там побывала. Теперь вот дожила: колокольни нам не в диковинку, даже колокола уже не бросают в транс, а ведь столько всего о них узнала, пока писала про своего звонаря! Бог даст и этот труд увидит свет.
Пока же – мы гуськом ползем по обшарпанной лестнице, пригибаясь под сводчатым потолком и пытаемся на завалиться на идущего следом. Я держу багаж Любови Серафимовны, которая действительно почти на четвереньках следует за мной.
— Кто я? Я никто, — отвечает она на мое восхищение, — говно от желтой курицы, а вот с Богом я все могу!
За четыре года, что мы не виделись она перенесла инсульт и Бог знает, что еще. Такая махонькая, немощная, смотреть больно, но берется за все послушания, окунается во все источники и лезет на все колокольни. Похоже, у нее жутко подсело зрение и видит она теперь почти как я. Меня она не сразу разглядела и узнала – еще ночью на питстопе.
— Ба, это Кирэн с Соловков! — напомнил ей Колян.
Почему-то он меня так прозвал – Кирэн, с ударением на второй слог. На Соловках мы с Л.С. жили не просто в одном номере, а на одной кровати – я на втором ярусе, она на первом. Сколько всего произошло за эти четыре года! Столько не случалось кажется за всю мою жизнь.
Итак, мы на колокольне. Виды – да. Поля, бескрайние зеленые поля. Холмы, ярусы лесов. Визуалом мне не быть, поэтики в моих описаниях мало. Как папа говорил, ты не романтичная – потому что я не могла часами ахать и вздыхать, глядя на закат. Ну не могла. Да, красиво – срисовала в свое воображение и крути там день и ночь. Так что виды – да. За решеткой, что немного удивило. Попадались колокольни с высокими окошками, с узкими – почти как бойницы, с застекленными… но вот решеток не помню. Мало ездила. Точнее, это как тетрадь в клетку, а не тюрьма.
Слезть с колокольни было еще большей песней, чем залезть туда и когда мы с этим справились, поехали на источник Николая Чудотворца. До чего ж приятно после мотания на жаре (а было тридцать четыре градуса) окунуться в ледяную воду! Большинству из нас она таковой не показалась, но освежила и взбодрила, так что захотелось жить и трудиться…
…Но к трапезе это прошло. Видимо, что-то происходит после перегрева и резкого охлаждения. Расслабон. В автобусе я отключилась и еле включилась, когда мы приехали в нашу обитель. Стена из красного кирпича, синие ворота. Радушная матушка в апостольнике, сшитом будто из пододеяльника, и в летнем платьице в пол и с длинными рукавами, но не черного цвета. Не знаю, можно ли назвать его рясой. Заметила потом что трудницы там ходят в синих халатах поверх чего угодно и в белых платочках с синей вышивкой.
Трапезничали мы молча и просто, как и положено в монастыре. Собственно, приехали мы потрудиться, а не праздно шататься или слушать экскурсии. Ходить здесь особо негде: храм, трапезная, сестринский корпус, огород и коровник. Гостиница для паломников за воротами монастыря и было там номеров десять. Шесть двухъярусных кованых кроватей с жуткими лесенками. Я как всегда на втором этаже – моя детская мечта после просмотра «Чипа и Дейла» сбылась только в тридцать лет. Почему лестницы жуткие? Перекладины как поручень в маршрутке, ногу переломит пополам. Мы с девочками приноровились залезать в тапках – их потом можно повесить на выступающие края. Смотрится смешно, особенно в темноте.
На вечернюю службу я себя так и не подняла – как завалилась на верхний этаж, да так и лежала в непонятном состоянии между сном и бодрствованием.
— Говорят, служба будет короткая, — сказал кто-то снизу.
Началась в пять, закончилась в восемь. Наверное, для монастыря это действительно короткая.
Кое-как оклемавшись, мы с Эльвирой и Леной пошли гулять. За пределами монастыря – деревня деревней. Нескончаемым потоком тянулось стадо коров, сами по себе шли гуси – отрядами штук по шесть, за вожаком. Даже коня я узрела вдали. На мосту, который пересекал грязную лужицу под названием «река Амонька» сотовая связь взбодрилась. Мне это ни к чему, но девочки еще домой не звонили. Жара так и не спала, солнце было таким же ярким, хотя уже восемь вечера. В общем понятно, почему мы собираемся завтра на огороде в шесть утра, до службы трудимся, а потом неизвестно что делаем. Какие из нас работники в тридцатипятиградусную жару?
— Гулять тут особо негде, — констатировал кто-то из моих спутниц уперевшись в закрытый магазин под названием «Супер!»
Но оказалось, мы рано расстроились: в девять часов у нас трапеза. Единственное что огорчало – чайника в нашей гостинице не было. Мы ж туляки, как без чая? Пакетики привезли, а самовар – не то что забыли, но как-то не подумали.
— Вообще странно… где-то он должен быть!
Я слазила на второй этаж, услышала, как работает стиралка, но никого живого не обнаружила. Благо, у Эли в термосе еще не остыл чай, и мы его допили, прежде чем отправиться на источник.
Оный был в пяти минутах ходьбы от монастыря, в честь Казанской Божией матери. Две купальни — мужская и женская. После скитаний по жаре окунуться в холодную воду – сказка. А вокруг никого, тишина, благодать. Какое-то время мы сидели на лавочке и кормили комаров, но уходить не хотелось.
Как правило, после бессонной ночи в автобусе спится хорошо – неважно, сколько человек в комнате и на какие лады они храпят. Однако среди ночи я проснулась и решила: громковато. Спускалась по убийственной лесенке, нашарила в рюкзаке беруши. Обычно не сильно помогают и вываливаются из ушей, но на сей раз хорошо сработали. Я еле проснулась в пять утра и валялась до победного – то есть еще полчаса. Чая выпить все равно не получится, а почистить зубы и одеться – долго ли умеючи?
Я призналась Т.Н., что огородник из меня никакой – нет у нас этого счастья. Когда я была маленькой, имелась у бабушки с дедом дача, на которой они ишачили не щадя живота и прочего, но папа ездить туда не любил – машине такая дорога не по нраву. Мы с другой бабушкой ходили туда пешком, когда наступало время сбора ягод, и все время плутали. Топографический кретинизм у меня в крови. Когда папиных родителей не стало, дачу выставили на продажу и продавали пятнадцать лет. Кто теперь вспомнит, отчего такие мытарства, но с папиным наследством это – обычная история.
— Ну тогда пойдешь со мной на кухню, — решила Т.Н.
Кто немощен и в возрасте – милости просим. Однако Господь управил иначе и теперь мне кажется, как всегда блестяще.
— На кухню три человека, остальные – в огород, — сообщила встретившая нас матушка.
Ясное дело, три бабульки сразу нашлись. Куда уж нам, с виду молодым и крепким? Тяпки в руки и вперед. Вот только что с ними делать – убей не знаю. Благо, просветить было кому.
— Кир, это все сорняки, — сказала мне одна из Валентин, — а вот это – капуста. Ты так долго ее рассматриваешь, прям любуешься.
Я с высоты своего роста не очень-то вижу, но как оказалось и наклонка не слишком помогает.
— Боюсь, вдруг что не то вырву.
— Не бойся, это точно сорняки.
Ползла я по грядке неровно, как обычно ползу по строке, читая любой текст – не видя, что впереди и вокруг. Но потом я сообразила, где от меня будет больше толку: сорняки сваливали в кучу у забора, так что я бегала с двумя ведрами, сгребала все, что повыдергали мои сотрудницы и относила к забору. Казалось бы, мелочь, а натопталась изрядно. Забор длинный, сорняки украсили его вдоль и доходили до середины по высоте. Обработали мы не только капусту, но и лук и укроп, и огурцы. Лена было показала мне какие сорняки у огурцов, но кто-то ее отговорил доверять это мне:
— Там по цвету не отличить, с капустой проще. Лучше не надо.
Такая вот печаль. Сначала поступали предложения вроде: иди к Т.Н. на кухню, стой и не лезь, но зачем я тогда притащилась? Спала бы лучше. Одну из наших женщин с рукой в гипсе матушка отправила на службу – иди, молись, ни на огороде, ни на кухне с одной рукой не справиться. Но все-таки я же профессиональная уборщица – два года в библиотеке полы драила. Можно и на грядках порядок навести, залюбуешься.
— А на службу-то мы пойдем? – спросил Игорь, когда все разогнулись передохнуть.
— Пойдем, а сколько времени?
— Восемь без двух минут.
Женщины заартачились: надо уж лук доделать… матушка поддержала: доделывайте. И кучи сорняков уберите – не бросать же.
В общем, Колян был прав:
— Какая на фиг служба?!
Из него огородник такой же как я, но молодых мальчиков зрелые женщины обучают с большим рвением, чем нерадивых клуш. Николай нарасхват. Учитывая, что с Коляном тоже за четыре года многое случилось, как то компрессионный перелом позвоночника (ехали с друзьями на машине), работать ему было тяжко.
Притащились мы домой, взгромоздились на свои верха и дали недолгий отдых спинам и ногам, которые дошли только до панихиды. Она того стоила: служится здесь лишь в субботу и некоторым моим усопшим этот день оказался настолько своевременным, аж сама забыла. Только теперь вспомнила и порадовалась, что заказала и помолилась.
После трапезы, на которую по случаю субботнего дня сбежалось много народу – и паломников, и рабочих, а потому готовили ее наши женщины вместе с матушками ох как долго, понадобились помощники на кухню. Думали, помоем посуду и на источник рванем – в 12:15. С посудой и полами в трапезной мы расплясались только к часу. Везде свои тонкости, свои ритуалы, смысл которых порой трудно понять, да еще у матушек между собой несогласия – одна скажет одно, другая другое, не знаешь кого случать и куда бежать. В общем, как и везде. Все мы люди, а где люди – там проблемы, непонимания и недоразумения. Одно ясно: писатель из меня, наверное, лучше, чем огородник, полотер и посудомойка. Я себя не оправдываю, но оказывается зрение нужно везде, и если на своей кухне этого не осознаешь, на чужой погружаешься в свою беспомощность с головой.
Источник в честь Рождества Богородицы находился километрах в семи от нашего монастыря. Окунались мы туда долго и основательно, как обычно бывает, если едем всей компанией. Однако уехали мы порознь: кто-то возжелал читать каноны к причастию там на природе, но кто-то этого желания не разделил. К последним относилась я, потому как прочла трехканонник вчера перед сном. Мы попросили Сергея Ивановича отвезти нас непослушных домой на своем восьмиместном автомобиле, и он не отказал.
Опять мы полезли наверх и вытянули многострадальные ноги. Чайник Лена нашла. На втором этаже, конечно, но вернуть его надо не позже девяти вечера. Мы напились чая и заправили термосы кипятком на случай засушливого вечера. Такие моменты – особая радость этих поездок. Когда в номере собрались еще не все, или живут там человек пять и можно поболтать за чайком, пока не знаем куда бежать и что делать дальше. Болтушка из меня тоже не ахти, но истории я собираю. Если мне интересно, слушаю с удовольствием, а если очень уж интересно – записываю. Своих обычно не рассказываю, да и какие у меня истории? На вопросы отвечаю, как житель Лаконии: да, нет, не знаю. Раньше я опасалась, что кто-то будет лезть в душу и учить жизни, но за четыре года в этой компании таких людей я не встретила. Лишь однажды пристала с расспросами одна дама, но оказалась она пришлой, попала в минуту скорби, но похоже так ничего и не осознала. Больше я ее не видела. Вопреки моих предубеждениям даме было тридцать пять лет, а жила она и вела себя как старая бабка. Хотя, каких бабок я тут наблюдаю – наверное ни одна так не живет. Вот чего стоят наши стереотипы!
— На трапезу к половине четвертого, — в дверном проеме показался Колян, — но можно и позже.
Значит, еще полежим, послушаем истории.
После трапезы мы опять отчищали тарелки на кухне и как мне показалось, время прошло быстро. На вечернюю службу я пришла раньше времени и все переживала: успею ли вернуть чайник до девяти вечера? Ох уж эти житейские попечения! На сей раз никто не говорил, что служба будет короткой и оказалась она такой же как у нас в любом храме, но растянулась исключительно из-за исповеди. Т.Н посоветовала мне подойти к батюшке сейчас – может, утром он будет служить один и исповеди не будет? Вряд ли, конечно, но действительно, что откладывать? Сначала походили монахини, потом потянулись наши. В основном женщины. Пока шла исповедь, на клиросе успели прочитать покаянный и молебный каноны и молитвы на сон грядущим.
Вышла из храма я в начале девятого. Планы были грандиозные: и на источник сходить, и крестным ходом пройти вокруг обители – сестры пошли. Но в итоге я вернулась в гостиницу и прежде чем принять душ, познакомилась с матушкой Надеждой, которая пишет книгу об отце Ипполите. Это она дала нам чайник и подойдя на службе к Т.Н., пообещала ей статьи о батюшке, которые войдут в книгу и некоторые из которых уже опубликованы на «Православие.ру».
— Может, в дороге почитаете.
Т.Н. часто так делала, поэтому восприняла предложение с энтузиазмом.
— Кир, зайдешь к Надежде за статьями?
Вот я и пошла. Оказалось, приехала сюда Надежда в 1998м, когда обитель худо-бедно восстанавливалась, но разумеется, была далека от сегодняшней. Мне, конечно же, было интересно пообщаться с пишущим человеком, и я спросила, первую ли книгу она пишет или есть еще, но матушка смущенно замяла эту тему. Дальше лезть я не решилась. Ее больше интересовал отец Ипполит, чем собственная персона или творчество. Меня она вообще сочла за студентку, что уже не радует и не забавляет. В общем, пообщались мы о церковной жизни, а не о творчестве, и я ушла, забрав распечатки и получив разрешение мыться на втором этаже, где кроме Надежды сейчас никто не живет. Только наша Анна сидит за столом и читает неусыпаемую псалтирь – от этого послушания меня слепую освободили, но почти все наши примерили на себя монашеское поприще.
— Можно вволю поплескаться, — сказала Надежда.
Только там течет и тут надо протереть, а еще свет не забыть выключить.
Ночью была гроза, как любезно сообщил МЧС. Так шандарахнуло, что свет погас, а мы с сестрами как раз читали последование к причастию.
— Вот и почитали, — сказал кто-то в темноте.
На мгновение комнату ослепила молния. Кто-то уже похрапывал и даже не копнулся от шума и светотени. Вдруг свет включился. Дочитали, слава Богу, и на следующий день благополучно причастились. А грозы будто и не было – посвежело и небо в дымке, поэтому жара ощущалась не так, но асфальт сухой.
Работы нам не выдали в честь воскресного дня. Даже на кухне помогали послушники, а мы сразу после трапезы пошли собирать вещи.
