Рассказ обязан своим названием шведской группе Dark Tranquillity, которую я нежно люблю именно за умение сочетать абстрактное и конкретное, за поэтизацию терминов. Рассказы с украденными у шведов названиями (Эгодрама) я объединила в цикл «Сказки черного транквилизатора». Очаровательный перевод названия группы принадлежит Сергею Маврину.
Format C:\ for Cortex
Зуб разболелся около десяти вечера. Давно пора лечить, но все некогда. Данила собирался ночевать у любимой, и именно она выпроводила его в больницу, сказав, что дежурный врач должен быть обязательно. Останься он дома, напился бы, а утром поехал дышать на стоматолога перегаром. Каким он стал послушным! И всего за два месяца…
Врач оказался молодым, высоким и рыжим. Михайлов что ли фамилия… Даня забрался в кресло и закрыл глаза, чтобы не видеть страшных железок.
— Нерв придется удалять, — сообщил доктор, — но пришли вовремя. Еще немного и разболелся бы хорошо.
Пока половину лица отмораживало, у врача зазвонил мобильник.
— Да, моя хорошая! Нет, но скоро освобожусь. Что случилось?
Помолчал немного, прислушиваясь к трубке. Жизнерадостность как ветром сдуло.
— Приезжай, Златик, буду ждать. Возьми такси.
Редко встречаются такие имена. У Дани аж сердце подпрыгнуло. Он знал только одну девушку, которую так зовут.
Когда Михайлов повернулся к нему, Данила напрягся. Не дай Бог отыграется на его несчастном зубе! Но дантист оказался профессионалом.
— На сегодня все, через два дня в первой половине, устроит?
Пациент кивнул.
— Пойдемте, я вас провожу. Ко мне жена должна приехать.
На улице доктор съежился от холода и плотнее запахнул белый халат. Пожав стоматологу руку на прощанье, Даня сел в машину и включил радио. Пока двигатель прогревался, глянул в окно. Врач так и стоял в дверях, кутаясь в халат. Вскоре подъехала машина. Задняя дверь открылась и показалась девушка в светлой шубке. Стройная фигура, густые каштановые волосы, длинные ноги в черных сапогах с пряжками. Казалось, она не просто подлетела к ждавшему ее доктору, а скользнула, не касаясь земли. Обняла этого мучителя так, словно не видела ужас как долго. Михайлов повернут к внешнему миру лицом, поэтому еще успел махнуть рукой отъезжающему пациенту.
Даня плохо рассмотрел девушку, но был почти уверен, что это та самая Злата.
Она исчезла из его жизни около двух лет назад. Ради интереса поискал ее в интернете. Не нашел. Зато доктор есть. Женат на… да, под таким ником ее не отыщешь. Довольные, счастливые. Фотка, видимо, свадебная – дантист обнимает тростиночку в скромном белом платье и венчальном платке. А у нее на странице никаких признаков замужества. Зато узнал, что серьезно увлеклась фотографией. Через неделю выставка. А не сходить ли? Алинку можно взять… или одному? Да нет, лучше с ней – эти-то парочкой будут. Проведем вечер культурно.
* * *
Злату он поначалу не узнал: в красном платье, в туфлях на каблуках — даже не красотка. Светская львица. Фотографы представлялись Дане зачуханными, с ремнем камеры на шее и рюкзаком дачника за спиной. Злата же вела себя так, будто и не ее это выставка. Муж крутился рядом, одет во все черное и тоже недурен собой. Красивая пара.
Даня пулял на старую знакомую взгляды, которых она упорно не замечала. Сделать вид, что случайно сюда попал? Михайлов его уже заметил и кивнул. Даня видел, как доктор что-то шепнул жене в ухо, она окинула взглядом толпу собравшихся, но ни на секунду не остановилась на нем, на Дане. Тогда он подошел сам, выбрав момент, когда Злата осталась одна.
— Вы меня не узнаете? – с чего вдруг он обращается к ней на
«вы»?
— Нет, простите, — она улыбнулась, — но дело не в вас. Недавно я попала в аварию и мне частично отшибло память. Я многих не узнаю. Зато моторные функции никуда не делись. Точно помню, какую выдержку и диафрагму для какой съемки выставить.
Он усмехнулся, не понимая, шутит она или нет. Но в ее глазах не было подсказки.
— Это ужасно.
— Не представляете насколько! Выставка была запланирована задолго до того, как это случилось. Чувствую себя совершенно чужой. Смотрю на свои работы и не узнаю их.
Интересно, каково это – жить с незнакомцем? Поверить ему на слово, когда он говорит – я твой законный муж! А каково Михайлову?
— Расскажите, где и когда мы встречались, — Злата внимательно посмотрела на него, — может это поможет мне хоть что-то прояснить. Врачи говорят, со временем память восстановится. Порой накатывает кадрами, всплесками…
Даня помялся и промямлил какие-то общие фразы, которые уж точно ничего не прояснят. Не хотелось ворошить эту тему. Он уже пожалел, что пришел.
Златкины работы интересны. В интернете видел многое, в частности небо. Выставлены даже старые фотографии, снятые на камеру мобильника, пока не было у Златы ни зеркалки, ни мыльницы. Небо она снимала фанатично и породила кучу последователей, почти никто из которых не мог похвастаться столь же интересным видением. Хотя, казалось бы, что там особенного – ракурс не выберешь, не попляшешь вокруг неба. Еще одной слабостью девушки была осень. В ней, правда, ничего необычного Данила не разглядел. Листва и дороги – все помешались на этом золоте, а в итоге однообразно. Но коллажи из разных снимков, которые Злата делала чуть ли не в пэйнте, выделяли ее из массы фотолюбителей. Сколько их развелось!
— А студийной съемкой занимаешься? – поинтересовался Даня.
Она кивнула. Спросил о цене.
— Тебя с девушкой пофоткать или ее одну?
— Меня одного. Почему обязательно с девушкой?
— Мало какой парень согласен перед объективом корячиться. Девчонки это больше любят.
— Может, я хочу девушке подарить свои классные фотки. Покорячусь уж…
* * *
Студия в квартире. Известно, дантисты неплохо зарабатывают. Михайлов может позволить себе выделить комнату для увлечения жены. В той же комнате оказался спортзал, но тренажеры и гантели расположены так, что не попадали в объектив. В противоположной от прожекторов стороне посетитель заметил музыкальную аппаратуру.
— Творческие вы люди…
— Да, у нас много дел! Жаль, трудно все успеть. Особенно теперь, когда желания и возможности совпали.
Злата одета в растянутые джинсы и серую толстовку, волосы собраны в высокий хвост. Даня же напротив, нарядился к съемке, но прогадал с цветом рубашки – наверняка сольется с синим экраном, на фоне которого сажают модель. Хотя Злата заверила, что Данина рубашка темнее и при обработке можно поменять цвет фона.
Свет поставлен профессионально, а вот осветительные приборы позабавили: напольная лампа-торшер, а на ручке велотренажера — переноска на прищепке. Злата поймала его взгляд и пояснила, что со временем планирует приобрести студийное оборудование, а пока и так получается недурно. Сделав пару снимков, она предложила гостю в этом убедиться. Даня посмотрел в экран и увидел себя, достойным блистать на обложке журнала «Классик рок».
Когда на тебя направлен объектив, через который почти наверняка видны все морщины и прочие недостатки кожи, невольно теряешься. Оказывается, быть моделью надо уметь. Злата пояснила, что если бы съемка была не в студии, а на улице, Дане было бы проще: он бы ходил, бегал, прыгал, а она бы ловила динамику. Потом осталось бы выбрать удачные кадры. Здесь же фотки постановочные и заведомо скучные.
— А если бы мне перед объективом не бегалось и не прыгалось?
— Коньячку кружечку и забегал бы, — она рассмеялась, — у знакомого фотографа на сайте так и написано: чтоб модель раскрепостилась, пятьдесят грамм самое оно.
— Я за рулем!
— Я не профессионал – выпила бы с тобой, а заметь, про коньяк для фотографа ничего не сказано. Ну что ты как на приеме у гинеколога, расслабься!
Он рассмеялся. Затвор защелкал часто-часто.
— Заметь, какой профессионал Илья. Фоткает девушек ню и пишет у себя на сайте, какие у нас замечательные девчонки – сами заказывают обнаженку, арендуют студию с фотографом, а потом стесняются. Угрожаю, что переманю его обнаженных мах – меня-то им что стесняться? И останутся ему свадьбы да пейзажи. В моем ареале нет нормальной студии, всем приходится ехать в его глухомань.
— Тяжелая у него работа, — заметил Данила, — фоткать голых красоток, а потом еще обрабатывать, что нашлепал…
— Да, бедняга. Лет семь назад, когда только начинал, выкладыывал фотки девушек топлесс, а бюст как бы ни меньше моего. Я говорю, признавайся, какой селитрой ты их накачал, чтоб они выкатили свои кордельеры? А он отвечает: они сами захотели! Во как.
Даня слушал в пол-уха, вертясь на стуле так и этак и глядя больше на Злату, чем в объектив. Такой он ее не видел – увлеченной, словоохотливой, энергичной. Он помнил ее робкой и молчаливой, замкнутой, с некоторой долей детскости. Сейчас она почти исчезла, хотя улыбка осталась той же и подростковая легкость никуда не делась. Теперь энергия обрела вектор, но без лишних движений. Так бывает, когда любитель становится профессионалом.
— Злат, я не выдержу два часа, — Даня с трудом понимал, зачем он здесь. Всю дорогу задавался этим вопросом, пока долго и нудно стоял в пробке, упустив неплохую возможность заработать.
— Дело хозяйское. Хочешь топлесс?
— Тебя пофоткать? – оживилась модель.
— Очень остроумно! Подумай, для благоверной стараешься. Мужской торс – это эротично.
— Живот наел в последнее время. Плюшками балуют.
— Если наел, значит, зубы хорошие.
Зубы сделаны добросовестно и оплачены честно. Там все ясно и недвусмысленно, а вот здесь?
— Оставь электронку, пришлю фотки, — попросила Злата после окончания съемки, — через два-три дня.
Не дождался. Заехал на следующий день, решив, что Злата наверняка дома и не слишком занята. Ошибся: попал в разгар фотосессии подруги.
В квартире играла музыка – то ли «Крематорий», то ли «Зоопарк», он не разобрал. На столе — наполовину пустая бутылка амаретто. Модель развалилась в кресле, перелистывая журнал.
— Позинг подбираем, — пояснила Злата, — вдрызг поиздержались. У меня с этим вообще туго, а Светка зажимается. Понтуется, что ей все пофиг, хоть голая сфоткается, а на деле… — чуть тише добавила девушка, — наиграно. Серьезный объектив, она теряется.
— Пусть еще выпьет.
— Одна не хочет.
Даня это понял. У Златы блестели глаза и разрумянились щеки.
— Вообще ты рано, я толком не успела ничего обработать, — она открыла папку с его фотками в ноутбуке, и Даня увидел мужчину средних лет в темно-синей рубашке, которая нисколько не сливалась с фоном. Ворот чуть расстегнут, серебряная цепь, взгляд, что называется «секси», поза в том же духе, только улыбки не хватает. Оказалось, временно – появились и такие снимки, где он едва узнавал себя именно из-за нее.
— А вот что уже сделано, глянь, — Злата открыла другую папку. Он наклонился над креслом, в котором она сидела, и почти касался подбородком ее волос. Чувствовал пряный аромат ее духов, видел ее изящные руки. Интересно, кольцо она даже дома не снимает и посуду с ним моет?
— Злат, я тут помолодел лет на десять! – воскликнул Даня.
Света зашелестела журналом.
— Я почти ничего не делала, только тон кожи осветлила и некоторые морщинки убрала. А свет как? Все устраивает?
— Так говоришь, будто я крутой заказчик и плачу бешеные бабки, а я всего лишь старый знакомый, — он поцеловал ее в макушку, — причем, совсем старый. И дурной.
— Я так и не вспомнила ничего, извини. А работу надо делать качественно.
Хорошо, что не вспомнила, — мелькнула мысль.
Злата развернула крутящееся кресло и выскользнула, выпрямилась, сравнялась с Даней.
— Я перечитала дневник того времени, там все подробно. Нигде ничего не тумкнуло, просто как роман читала. Весело было. И ты ни в чем передо мной не виноват.
— Неужели?
— В том, что оказался не тем, кого я себе вообразила? Это моя проблема, а не твоя. Свет, я сейчас, — она обняла его за плечи и выпроводила из студии.
Темный коридор, музыка громче. Просторная кухня с обоями в клетку и бело-зелеными шкафчиками. На столе ярко-оранжевые салфетки.
— Чаю хочешь?
Он помотал головой.
— А я выпью, сушняк, — Злата разожгла конфорку под маленьким стальным кофейником, — Дань, я не пойму, чего ты добиваешься. Не обижайся, но, кажется, именно сейчас я могу общаться с тобой без желания тебе понравиться. Видимо, я в тебя конкретно втюрилась и мне от любви мозги отшибло, но как ни парадоксально, именно сейчас я такая, как есть. А тогда, судя по записям, сошла за дуру. Друзья говорят, когда не влюблена, не больна и не пьяна, я неплохо соображаю и даже произвожу впечатление умного человека. У тебя просто не было случая узнать меня.
— Злат, я сам себя порой не понимаю, — начал он, поерзав на мягком уголке.
— Это я усекла, мистер противоречие. И, похоже, тебе это нравится. Насколько я поняла, мы больше года не виделись и не собирались. Я и твои дневники в интернете читала, найти было несложно.
Сердце будто сдавили холодной рукой. Злата не оборачивалась, суетилась у плиты.
— Там обо мне ни слова, меня не было в твоей жизни. Все логично с обеих сторон. У меня муж, у тебя любовница. Что вдруг теперь-то? Неужто дело в фотках?
Определенно, такой он ее не знал! Новая Злата нравится ему куда больше той, что пыталась вызвать его симпатию. Естественность всегда привлекательнее.
— Захотел узнать, какая ты на самом деле. Такой ответ устроит?
— Думается, он неполон, — она выключила конфорку и налила чая себе и Дане. Это очень кстати – в горле пересохло.
— Хотел понять, что со мной не так. Посмотреть на вашу жизнь. Узнать, о чем ты мечтала, к чему стремилась.
— Видя только внешнее и материальное? – она усмехнулась.
Он молчал.
Подергав чайный пакетик за веревочку, Злата выложила его в пустую белую чашку.
— И вообще несправедливо – ты мои откровения читала, а я о тебе так ничего и не знаю.
— Твои в открытом доступе, читай не хочу. Зачем это нужно? Дневник – личный документ, а зная, что его может прочесть кто угодно, можно ли быть до конца откровенным? Все равно, что мыться в бане, когда туда привели экскурсию.
— Я уже не в том возрасте, чтобы трястись над своими мыслями. У меня есть друзья в других городах, с которыми годами не вижусь. Они там сидят, и все мы друг друга читаем. О тебе я не писал, потому что твое появление в моей жизни описанию не поддается, и я хотел оставить его для себя. Думаешь, всем интересны чужие чувства?
Она потянулась за печеньем.
— Неужто интереснее, как ты чинишь машину или варишь гречку?
— Рутина понятнее. Успокаивает.
«Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть», — все-таки «Крематорий».
— К чему эта апология? — отмухнулся гость. — Пишу и пишу.
— Да просто пытаюсь понять, как и ты меня.
Наверное, Михайлов совсем не такой. Он в сорок лет не станет писать в интернете, как чинил машину и варил гречку. Он будет воспитывать детей, его жизнь будет наполнена смыслом, а гречку сварит жена. И даже если времени будет хватать, он не потратит его на пару строчек для друзей, которым достаточно и «контакта», чтобы помнить о тебе и быть уверенными, что твоя жизнь как на ладони. Правда, к чему этот эксгибиционизм? Привычка? Желание казаться лучше, чем есть? Когда вел дневник в тетради, хотелось, чтобы его кто-то прочитал и увидел, какая у него тонкая ранимая душа, какой он необыкновенный человек, а эти (дальше целый список) так незаслуженно его обидели, так плохо знают, неправильно о нем думают. Или какой он брутальный мачо, на все руки мастер, а никто не ценит. Только находили тетрадь не те – в основном мама. И, наверное, посмеивалась, читая. Разве может мать отказать себе в сомнительном удовольствии узнать, что происходит в голове и душе ее чада? Только теперь понимаешь, что кроме мамы никому твои душа и голова на фиг не нужны.
— Любопытно, каково это – жить с незнакомым человеком? Жестоко да? А я вообще такой, — он накрыл ее руку своей загрубевшей ладонью.
— А нормально. Когда видишь, что тебя любят всякой – даже без памяти, и не надо напрягаться. Бояться лишиться этой любви. Строить из себя кого-то. И самой любить легко – быть рядом, слушать и поддерживать, создавать уют. Просто быть собой.
Он вспомнил, как она обнимала мужа у больницы. Вспомнил, как выскочила из такси и ринулась к нему. Как в замедленной съемке видел всю динамику, жесты, волосы в полете, светлую шубку. Сколько женщин – любимых и не очень, прекрасных и средненьких – говорили ему: я так тебя люблю, я для тебя что угодно сделаю, ты же святой, как ты можешь жить в этом мире? Где они теперь? Все просто: лучше без слов. И без памяти. Любить и быть рядом. День за днем, из года в год. Развиваться в любви, взрослеть. А не топтаться на месте в бесконечном конфетно-букетном периоде то ли из страха ответственности, то ли из боязни заскучать. Он – вечно молодой, как на отретушированных Златой фотографиях. Почему же так неловко и смешно их рассматривать? Почему стал стесняться своего возраста?
Злата высвободила свою руку. Не стала колючей, будто его прикосновения ей неприятны. Но и не реагировала никак, словно ей на руку осенний лист упал. Тот бы, небось, еще пофоткала, полюбовалась им. Вероятно, смотрит на него и думает: из-за кого было с ума сходить? Сколько раз он это переживал – смотрел на некогда любимую женщину и задавался вопросом: что я в ней нашел?
— Сначала я смирилась с твоим видением меня. Да, я скучная, серая, глупая…
— Никогда я так не считал и не говорил такого!
— Спорить не буду. Отношение красноречивее. Вот оказывается, я хандрила. Потом решила, надо жить дальше. Это не сразу удалось. Я переняла твое восприятие и закисла. Затем решила самой себе доказать, что ты неправ. Вернулась к своей нудной деятельности и освоила пару новых. Как видишь, преуспела. Это меня в какой-то момент окрылило, я поверила в себя, как не верила, наверное, никогда. Совсем старье не читала, но такое сложилось впечатление. А потом поняла, что не хочу быть одна.
— Кто же хочет?! – вот насмешила!
— Многие на самом деле хотят. Когда мы жаждем влюбиться, а не создать семью. Когда формируем вкусы и отгораживаемся ими от того хорошего, что есть в реальном человеке, потому что он не вписывается в наш типаж. Когда думаем, что достойны лучшего и большего, не умея быть этим лучшим сами. Не умея ценить того, кто рядом и размениваясь на мелочевку.
— Красиво сказано. Только не все зависит от нас. Отношения – всегда двое.
— А любовь одна и ее надо взращивать. В себе, а потом уже вдвоем. С человеком, который тоже этого желает. Есть разница между «я всегда мечтала о хорошем муже» и «я всегда знала, что у меня будет хороший муж». Авария научила меня ценить свой разум и свою память, какого бы мнения не был обо всем этом знаток жизни вроде тебя. Встреча с моим супругом произошла тогда, когда я поняла, что не хочу никого жалеть и спасать. Мне безразлична чужая боль, зачастую придуманная или додуманная мной. Я хотела любить и быть любимой.
— Ты не дала мне шанса реабилитироваться, — он раскрошил печенье в руке.
— Это ты не дал мне шанса показать свое лицо. Оно было тебе неинтересно.
Все происходит вовремя. Есть твой человек и не твои люди. Вот и они не друг для друга. И неважно, кто кого послал.
В молчании допили чай.
— Скинуть тебе фотки на флешку?
— Да нет, потом все пришли.
«А когда-то я знал человека, который был на верном пути…» — когда же кончится этот «Крем»?
Она не стояла над ним, пока он шнуровал ботинки и сквозь музыку слышал, как она говорила с подругой. Обещала скоро вернуться, только спровадит непрошеного гостя. Интересно, бутылка амаретто опустела?
Уже стоя в дверях, Даня обернулся к Злате и, сказав что-то дежурное, поцеловал ее в губы. Просто и естественно, на прощанье. Как, наверное, делает ее муж, уходя на работу.
— Дань, если бы ты хоть на минуту подумал обо мне, ты бы этого не сделал. Но ты всегда думаешь только о себе. Видно даже без объектива.
фото автора
Модель: Наталья Топал
