Небольшой отчет о поездке в Белгород и Курск.
***
Когда Татьяна Николаевна предложила мне очередную паломническую поездку – всего на три дня – я, разумеется, не смогла отказаться, хотя была уверена, что в этом году отъездилась. В апреле сподобил Господь побывать в Лондоне, поэтому, как сказал поэт «Я вдрызг поиздержался». Но три дня – это недорого и святые места – не туманный Альбион, который прошел как-то мимо, противу всех ожиданий. Так бывает, когда цель, что называется, «не твоя», а навязана извне: только ленивый не спросил, была ли я в Англии или в Америке. Я ж преподаватель английского, как же иначе!
— У меня все спрашивают, замужем ли я, — посмеялась одна из моих лондонских спутниц, владелица брачного агентства.
Ну вот и съездила. Посмотрела свет, пожила в иной атмосфере, увидела все то, о чем читала в книгах, пообщалась на английском с индусами, пакистанцами, греками, итальянцами, мексиканцами, ирландцами и афроамериканцами. С британцами получалось только в книжных магазинах, на улицах, если заблудился, или, подслушивая их разговоры в метро.
Но вернемся к теме нашего повествования. Т.Н. собиралась к Иосафу Белгородскому, а потом в село Ракитное, к Серафиму Тяпочкину. Вот и все, что я знала. Выплывший на второй день Курск оказался полной и приятной неожиданностью.
Выехали мы в ночь, дабы успеть на литургию. Сначала мы собрались выезжать в полночь, а потом перенесли на десять вечера. Я по опыту знала, что вовремя никто не приедет, прежде всего предводитель. И оказалась права: из Тулы мы выехали только в одиннадцать, выловив в храме батюшку, который отслужил молебен о путешествующих и благословил нас в дорогу.
На литургию приехали вовремя. Наверное, за почти бессонную ночь только одну остановку сделали. После пятнадцати-двадцати часов восемь – несерьезно и почти не утомительно.
Преображенский храм – кафедральный собор Белгорода, и нам крупно повезло: после литургии служили молебен с акафистом у мощей преподобного Иосафа. В храме есть еще две святыни: чудотворная икона Николая Ратного и икона Божией Матери «Знамение».
Далее нас ждала экскурсия по городу. Наш гид Роман Анатольевич сначала провел нас по храму, рассказал о святынях, потом отпустил позавтракать, а уже после сел в наш автобус, и поехали мы по городу. Слышно было плохо – я опять маялась на галерке, то и дело проваливаясь в сон. Микрофон, в который вещал гид, то ли барахлил, то ли был слишком далеко от говорящего, то ли в городе было шумно. Путь наш лежал в слободу с забавным названием Кошары, где был явлен чудотворный крест.
Во времена святителя Иосафа в Кошарах жил богатый помещик Юрий Выродов. Его брат, послушник афонского монастыря, прислал ему чудотворный крест, и какое-то время святыня находилась в его доме. Однако после неудачной охоты Выродов велел слугам бросить крест в болото, так как никакой пользы святыня ему не принесла.
Крест обрел слепой человек, услышавший во сне предсказание: если он вынесет крест из кошарской трясины, то прозреет. Взяв с собой помощников, человек отправился на поиски. Когда крест был найден, слепой тотчас прозрел. Теперь святыня находится в Крестовоздвиженском храме. На память нам достались прошлогодние календарики с изображением этого храма.
В Ракитное мы надеялись успеть к вечерней, но ее не было. Собственно, там, в храме, где служил отец Серафим, — наше пристанище на эту ночь. Доводилось мне ровно четыре года назад ночевать в храме, когда ездила в Печоры. Там это был храм Александра Невского, и для ночлега я облюбовала клирос – свое, как говорится, место. Помню, просыпалась среди ночи от многоголосного храпа, который не вызвал никакого раздражения. Наоборот, хотелось его даже на телефон записать – такая акустика! Заснула я мгновенно, хотя, думала, не удастся. Вторая ночь прошла еще веселее: упал подсвечник, причем, непонятно по какой причине. Грохот получился оглушительный, подскочили все – пятнадцать наших и девятнадцать курских. И только затем, чтобы перевернуться на другой бок и снова отключиться. Тогда нам выдали матрацы и подушки, а простыни мы привезли с собой. Одеял не понадобилось – была жара.
Здесь же нам принесли ковры – не коврики для йоги, а нормальные ворсистые дорожки, причем в таком количестве, что можно соорудить постель в несколько слоев. И делить их с еще двадцатью паломниками не пришлось.
— В храме двадцать градусов, не замерзните, — сказал Назарий, которого труженики трапезной представили как «такого же прихожанина, как и вы», но на самом деле он, видимо, живет на территории, и к нему можно обращаться по всем вопросам.
Я подумала, что паломница из меня так себе: взяла флисовый пледик, о простынке вообще забыла, а двадцать градусов в таком помещении – вовсе не жара. Однако, забегая вперед скажу, что совершенно не замерзла и отлично выспалась. Храп тоже был, но и на сей раз не мешал.
Время, освободившееся от вечерней, мы потратили на обустройство ночлега и на ужин. В трапезной проходят занятия воскресной школы, там отличная библиотека, пианино и компьютер. Трапезари предусмотрели, что туляки – те еще водохлебы, разве что со своим самоваром не приехали, потому и предложили нам поставить чайник еще раз перед сном. Мы с радостью согласились. Ох уж эти ни с чем несравнимые паломнические чаепития! Наверное, самые теплые воспоминания о любой поездке.
Отец Николай Германский, который служит здесь с 1994го, приехал пообщаться с нами часов в восемь вечера. Расположились мы на травке, недалеко от могилы преподобного Серафима. Кто-то задавал вопросы, но не личные духовные, а скорее по толкованию сложных мест писания. В основном отец Николай сам находил, о чем с нами побеседовать. Очень интересный батюшка. По дороге сюда Т.Н. зачитывала нам его стихи и небольшой прозаический отрывок про маму, тронувший всех до слез. Отец Николай шутливо заметил, что не поэт – так, баловался иногда стихами, а одна из прихожанок как-то сказала, что не всегда находит время на утренние молитвы, но ваш стих, батюшка, обязательно прочту. («Научи меня, Господи, правду любить, научи меня грех ненавидеть»).
— Мне конечно приятно, что мое скромное творчество нашло такой отклик, но молитвенного правила оно никак не заменит, читайте в дополнение!
Особенно понравилось его высказывание о том, что мы не ценим того, что у нас есть – не в смысле каждый из нас имеющиеся лично у него блага, пока не лишится их, а в масштабах страны, нации. Ведь для русского человека характерна такая широта и глубина мысли, которой не ведают иностранцы.
— У нас мужики возле пивнушки поднимают такие экзистенциальные темы, которые на западе только в диссертациях освящают. А уж вера, молитва, чувство Бога? Не ценим мы этого, пробрасываемся, смотрим не туда, ищем не того. Ведь все у нас уже есть. Все, что другие утратили.
Мысль о стадиях человека – не святоотеческая мудрость и не научная система, а лишь видение отца Николая, на личном примере. Когда человек рождается, он в полной мере человек, а потом, по мере взросления, человечность свою утрачивает.
— Вот мы и пытаемся ее вновь обрести. У некоторых получается. У святых, например. А пока человек на кого-то злится или на что-то обижается – вряд ли он в полной мере человек. Я сейчас на стадии восстановления своей человечности.
Как и все мы, пожалуй. Иначе бы нас тут не сидело…
Чай мы вливали в себя полдесятого. Разразилась гроза. В туалет бегать неудобно, но все равно выпили по две кружки. Хотелось бы еще почитать молитвы к причастию – многие завтра собираются, но кто-то улегся спать, поэтому чтение вслух накрылось. Света в храме не было бы вовсе, если бы Назарий не принес нам старую лампу, читать при которой решились самые глазастые. Я рассудила, что коль уж нас отсюда выгонят в половине седьмого утра, а литургия начнется только в десять по непонятной мне тогда причине – успею прочесть все утром.
Проснулась в шесть. Собрались, скрутили ковры и освободили помещение. Оказалось, вечерняя, которую вчера не отслужили, будет в восемь утра, потому и литургия в десять. Признаюсь, на счет причастия одолевали сомнения: случится оно, скорее всего не раньше полудня, потому что праздник – рождество Иоанна Предтечи. А есть хотелось. Поужинали давно и постно, а тут еще шесть часов ждать. В рюкзаке болтался искусительный пакетик с сухофруктами и орешками. Ладно, помолюсь, а там как Бог даст. Раньше даже не подумала бы, что желудок станет чинить мне препятствия, однако после Лондона он вел себя неадекватно и бурчал по любому поводу. Недаром есть шутка: англичане потому не желают друг другу приятного аппетита, что ничего приятного в их еде нет. Питались мы в бургер кингах, которые в родном городе обходили стороной, но зато там дешево. В пабах цены неподъемные, самим готовить лень и времени жаль, а полуфабрикаты непонятные. Девчонки смеялись надо мной три вечера, пока я пыталась доесть купленный в супермаркете безвкусный овощной салат. Вроде сочный и свежий, но трава травой. Спас положение соус из бургер кинга.
Однако сподобил Господь не только причаститься, но и исповедаться у отца Николая, хотя и не чаяли: служил один отец Михаил и бегал из алтаря к аналою. Исповедь началась еще на вечерней, но тогда я читала правило. И так прерывалась на литию у могилы преподобного Серафима, которую отслужил отец Николай. Пришла в храм к началу часов. Разумеется, закончились они как раз, когда очередь дошла до меня, и отец Михаил убежал обратно в алтарь. Когда вернется, я хорошо представляю, так что можно расслабиться. Но тут явился отец Николай. Разумеется, подробности исповеди оставлю при себе, но одним моментом все-таки поделюсь, дабы читатели не наступали на духовные грабли, даже если представится возможность.
В Лондон я ездила как турист, со светскими людьми, некоторые из которых, не были чужды религиозности. Но служба в Вестминстерском Аббатстве, похоже, только на меня подействовала, мягко говоря, угнетающе. Вообще и в мыслях не было ходить на службу к англиканам, но почему-то в последний день освободилось время, и все единогласно решили поехать в аббатство. Мне уже доводилось бывать в церкви Мартина в полях, что на Трафальгарской площади, и слышать спевку хора китайцев. Из бывшего склепа сделали кафешку, слава Богу, перезахоронив останки погребенных там. В общем, запад разлагается как может.
— А что ты хочешь, если у них бабы – епископы? – сказал наш настоятель, когда я поделилась с ним впечатлениями после поездки.
Занесла же нелегкая! Служба началась в 12:30, в крайне помпезной обстановке: женщины то ли в облачениях, то ли в униформах раздавали на входе брошюрки с гимнами и просили потом вернуть. Литургия слова (вроде нашей литургии оглашенных), литургия таинства (литургия верных) и отдельно – покоцанный евхаристический канон. Священник был один – ни хора, ни чтецов, ни органа. Лицом к народу, что сразу напрягло: замкнутый круг. Этакий междусобойчик, а где здесь место Богу? Как говорится, душу не обманешь – захотелось встать и уйти, но я не могла понять, почему мне так плохо.
— Ну, мы же не к мусульманам ходили, — позже рассуждала одна из моих спутниц, — разве так уж нагрешили?
Вроде бы христианство, но что от него осталось? Ощущение профанации, игрушечности, огрызка. А когда принесли причастие и приняли его буквально все, кто желал – исповеди я не заметила вообще, да и о литургическом посте можно только догадываться в такое-то время – совсем дурно стало. Сколько себя не убеждай, что вроде «не так уж», а ощущения поганые, иначе и не скажешь.
Об этом я и поведала отцу Николаю.
— Вообще, такое надо по благословению делать. Это все небезобидно.
Позиция исследователя подойдет либо для профессиональных богословов, либо для тех, кто в принципе не живет духовной жизнью. Рассуждения вроде «у нас повеселее», а «у католиков хоть поют» немного порадовали. Но вообще им все равно, и никто не понял, почему меня «переколбасило». Наверное, только сейчас и удалось это отпустить.
За нами сидели люди, которые знали все молитвы, читали их вслух и кажется, были здесь не впервые. Не сомневаюсь, что искренние и тянущиеся к Богу люди, возможно, куда достойнее и чище нас, но эта вся их духовная жизнь? Конечно, если голодает душа по большему, человек ищет большего. А если нет – значит, для него большего будто и нет, не видя большего можно внушить себе, что и не существует его.
Однако есть чему у бриттов поучиться: очень понравилось мне старое кладбище в Кембридже. Заброшенное – последние захоронения были в пятидесятых годах прошлого века. Некоторые надгробные камни так вытерлись или поросли мхом, что прочесть надписи невозможно. Каменные ангелы, диковинные кресты, семейные склепы – видимо, у тех, кто побогаче. И такие теплые душевные благочестивые надписи: здесь покоится такой-то, сын такого-то и такой, занимался тем-то, умер в таком-то возрасте и по такой-то причине. «Смиренный грешник, Дмитрий Ларин» — почему-то вспомнилось мне тогда. И сразу будто видишь этого человека, лучше, чем на безликой фотографии или в тире между датами. Кладбище это не на отшибе, не огорожено, гуляй себе, слушай кукушку, дыши свежим воздухом и думай о вечном. Очень хорошо там о нем думается.
* * *
Разумеется, мы не сорвались в Курск сразу после трапезы – это было бы на нас непохоже. А вот что мы делали еще часа два, сказать затрудняюсь. Ходили по территории храма, читали благодарственные молитвы после причастия, сидели на лавочках, фотографировались у памятника отца Серафима, таскали вещи в автобус, хотя основную часть перенесли еще утром…
Оказалось, Курск – в отдаленной перспективе, а пока мы едем в Рыльск. В Свято-Николаевский монастырь. Основан он в 1505, но выглядит не как отчаянно нуждающийся в ремонте: чистенький, ухоженный. Самое примечательное на первый взгляд – обилие кошек. Больших и маленьких, рыжих и черных, облезлых и ухоженных, и все как на подбор тощенькие и ласковые. Один котенок сначала облюбовал лямку на моем рюкзаке, потом стал играться со шнурком на юбке, а потом переполз на колени. Так и сидел до самого отъезда. Уезжать мы собирались сначала в шесть, потом полвосьмого, потом в храме помазание, а туда надо еще дойти по крутой лестнице, и спуститься. В общем, в начале восьмого мы заехали за голубой глиной. Хотели заехать еще куда-то посмотреть какие-то колокола, но решили, что лучше все-таки не в час ночи приехать в Курскую Коренную Пустынь – там нас будет ждать трапеза и гостинца. И возможно душ.
В дороге мы заблудились, но после причастия я пребывала в таком благодушном настроении, что меня это не слишком беспокоило. Устали, голодно, все отсижено, но это мелочи! А в Курске непроглядная темень, такой даже в моем загородном районе не увидишь. Трапеза давно остыла, зато душ действительно был. И кроватка хоть с пружинистым матрасом и комкастой подушкой, а все-таки лучше автобусных ночей.
Следующий день тоже праздничный – память Петра и Февронии. Полон храм народу. На территории монастыря четыре храма, но служат только в одном – соборе Рождества Пресвятой Богородицы. Источников много: в честь, Николая Чудотворца, Пантелеимона Целителя, Серафима Саровского, Казанской Божией Матери. В последний не окунуться — нет купели, но можно умыться и набрать воды, что я и сделала напоследок. Окунулись мы в источнике на месте явления чудотворной иконы Курской Коренной.
По преданию явление это произошло в 1295, в лесу, недалеко от Курска, сожженного татарами. Икону нашел охотник у корня дерева, и когда поднял ее, из того места, где она лежала, забил родник. Позже на том месте построили часовню, куда и поместили икону. Монастырь же был основан по приказу царя Михаила Федоровича Романова в 1615 году. Экскурсию для нас провели после службы.
Хотели сначала окунуться в речушку, куда якобы стекают несколько источников, но там активно отдыхали явно не паломники, и мы решили не смущать их. В купальне привычнее, но и холоднее, разумеется. Вода такая ледяная, что забываешь кто ты и где.
Теперь главное – не растерять благодать, а по возможности поделиться с ближними. Ценить то, что у нас есть. Быть может, скоро ни у кого в мире такого не останется.
P.S.
От всей души рекомендую заглянуть:
