Все началось с того, что Василиса сочинила песню. Кто в семнадцать лет не писал стихов, рассказов, зарисовок? Но песня… Вася была уверена, что это не для каждого, тем более музыкального образования у нее не было. Уля – ее боевая подруга – сказала, что все на самом деле просто: напоешь в диктофон, а умный мальчик запишет мелодию.
— Где ты найдешь такого мальчика?
— Да есть у меня такой, играет в… забыла, такое смешное название! У них группа в вк есть, они даже что-то записывают и пытаются в «Молотняк» пробиться. В общем, толковый малый, сделает из твоей песни хит!
Вася была настроена скептически и напеть сочиненное ею стихотворение на диктофон долго не решалась. И голос ей свой не нравится, и петь она не умеет, и как музыкально образованный парень будет это слушать… оборжется наверняка. Не дай Бог еще кому покажет. Но хоронить свои таланты все-таки жаль.
— Надо браться за все, что тебе предлагают, — уговаривала Уля, — из этого может выйти нечто грандиозное!
— А если ничего не выйдет?
— Ты хотя бы попыталась и упрекнуть себя будет не в чем.
Вася напела стих в одиночестве – при подруге это делать невыносимо. Качество паршивое, но мелодию услышать можно. Где Уля нашла этого «толкового» парня, Вася даже не интересовалась. Подруга не в пример ей, общительная и заводная, парни сами к ней липнут.
Через пару дней Уля сообщила, что Даня послушал ее песню и обещал что-нибудь наиграть не раньше конца июня – сессия.
— Я сказала, что у нас егэ, нам тоже не до того. Подождешь?
Вася опешила. Неужто это так быстро делается? Она думала, песни годами пишут.
— Смотря какая песня, конечно, — Уля все во всем понимала, — он сказал, надо тебе к нему зайти и послушать, что тебе понравится, что нет, что берем в работу и т.п. И петь кто будет? Я сказала, ты. Правда ж?
Вася промямлила было, что она не очень умеет, но подруга даже слушать не стала: парни такое петь не захотят, а раз уж ты написала, ты и пой.
Шутка ли сказать, Вася даже подписалась на группы вроде уроки вокала – вдруг получится выиграть бесплатное занятие? За одно вряд ли петь научат, но хоть какая-то база, чтоб не позориться. На уроки с преподавателем не было времени и денег. Сказать родителям – засмеют. Экзамены сначала сдай и в универ поступи, а потом пой сколько влезет. И не поспоришь.
Месяц пролетел в подготовках, сдачах, семейных праздничных ужинах и, как ни странно, частых посиделках с Ульяной и мечтах о будущей группе, в которой Вася будет вокалисткой, а Уля – менеджером.
— Дела у ребят идут неважно, надо за них взяться предприимчивому человеку вроде меня!
Смеялись, пели, резались в карты на крыше Васиного дома или сидели там же, свесив ноги за край и мечтали. Вслух – невероятно и упоительно, без преград и со всеми иллюзиями, которые могли себе позволить.
Пятого июля настал день икс: Даня позвал к себе девчонок, как он выразился «курочить песню». Девчонки уже все успешно сдали, и на счет института оставалось только ждать. Наконец-то можно наслаждаться летом, гулять по лесу, бегать на пруд и торчать друг у друга допоздна!
Комната у Дани крохотная невообразимо, но, как показалось Васе, там был порядок. Насколько это возможно при наличии пианино, двух гитар и компьютера, к которому подключен синтезатор.
— Е-мое, да тут целая студия! – Уля восторгов не сдерживала.
Сам Даня оказался тонким и звонким, слегка сутулился и постоянно сдувал со лба кудрявый блондинистый чуб.
— Текст я не очень разобрал, но по мелодии все ясно. Послушай, как это можно усложнить, — он сел за пианино и наиграл несколько нот. Вася узнала свою песню, и ей показалось, что уже достаточно сложно.
— Можно вот так, слушай, — Даня добавил левую руку, и получалась почти готическая опера, — или фигня?
— Не, классно! – оживилась Уля, — Правда, Вась?
Даня хмыкнул, а Василиса кивнула.
— Можно еще вот так, — он сыграл перебор левой рукой – по четыре ноты на одну в правой.
— Так вообще супер! – Уля наклонилась над ним, почти к самому уху.
Василиса смотрела на его руки. Они так свободно порхали над клавишами, что зрелище завораживало и захватывало дух. Будто он только тем и занимался в жизни, что играл. Даня раскачивался из стороны в сторону, временами склонялся над клавиатурой, вскидывал голову, закрывал глаза.
— А вот так слушай, — обратился он к Василисе, наигрывая очередной аккомпанемент к ее мелодии. Музыка зазвучала тревожно и темно.
Неужели это все можно сделать из моего мяканья? – пульсировало в ее голове. Левая рука молодого человека запрыгала по октавам.
— Нет, нехорошо, цыганщина какая-то, — он перестал играть.
В паузу вклинилась Уля с угуканьем, а Вася не могла ничего вымолвить.
— Так, а что если мне на терцию сместиться и параллельно сыграть обе руки… — Даня говорил сам с собой, девчонки стояли над ним и следили за руками.
Загадочная терция самому Дане не понравилась, а если сыграть ее правой рукой, характер мелодии изменился, но совсем чуть-чуть.
— Переход такой сделать, да? Будто что-то обещает, — Даня взглянул на Василису, и она заметила, что глаза у него ярко-синие.
— Угу.
— Так, в итоге что оставляем? – его правая рука потянулась за телефоном. Через его плечо Вася увидела, что Даня включает диктофон. – Вот это? – он сыграл и то, и это, и пятое, и десятое. – Эй, это же твоя песня, что берем?
Осталось перед носом пальцами пощелкать.
— Мне все нравится, — проговорила Василиса и, подумав секунду, добавила: — я доверяю твоему вкусу. Все, что я слышала, было прекрасно.
— Хорошо, — Даня хлопнул себя по коленкам и встал из-за пианино. Вася заметила, что футболка на нем с логотипом «Айрон Мэйден». Никогда она их не любила, главным образом из-за вокала.
Уля уже устроилась на стоявшем у пианино недодиване-перекресле, и Василиса присела рядом. Огляделась. Стены покрашены в синий, такие же рулонные шторы на узком окне. Над столом полки с книгами, в основном фэнтези и фантастика.
— По инструментам есть пожелания, что будем делать? – спросил хозяин, не отворачиваясь от компа.
— Не знаю…
— Дань, делай как хочешь, она придет и вокал запишет, — решила Уля за подругу.
Вася в тот момент на нее даже не обиделась.
— Текст мне скинь, чтоб я структуру понимал и настрой.
— Хоть щас напишу по памяти, — выдохнула Василиса.
Даня уступил ей место у компа, и девушка трясущимися пальцами набила текст в открытый документ.
Прежде чем подруги ушли, Ульяна попросила Даню сыграть что-нибудь свое. То, что прозвучало, повергло Василису в еще больший ступор: это начало космооперы, не меньше, а по его словам так, что-то простенькое. Уля болтала с ним о том и о сем, выпросила приглашение на концерт, который, вероятно, будет в сентябре, и подсыпала пару комплиментов. Удивительно, как у нее искренне получается – у Василисы всегда натужно-льстиво, если она и заставляет себя что-то вымолвить.
Июль пролетел еще быстрее июня. Подруги поступили в институты: Уля в столичный, а Вася в здешний. Горечь расставания, равно как и вкус взрослой жизни, еще не отравили остаток лета. Родители купили Васе квартиру в том же доме, где жили, но ей не верилось, что скоро она от них съедет.
— Пожрать захочешь, поднимешься на семнадцатый этаж, только и всего, — Уля руками развела, — неужто мама прогонит? Это ж нереально круто – своя квартира! Я буду в чужом городе в общаге жить, пипец!
В августе Уля прислала ей запись, сделанную Даней – соло к Василисиной песне. Соло на гитаре, мелодичное и безумно красивое.
— А почему мне сразу не прислал? У него есть мой номер?
Уля подтвердила.
— Это ж моя песня, обидно даже…
— Стесняется, наверное, — предположила подруга.
Нет, должно быть, за дуру считает. Надо ж было так блеять: мне все нравится, угу, угу… конечно, кому тут писать? Небось спросил у Ули: твоя подруга всегда такая красноречивая?
В августе же у Дани день рождения, и Вася до сих пор не понимает, как и почему попала на этот праздник. Они с Улей были единственными девушками. Парни в количестве семи вели умные беседы и читали энциклопедию убийств и происшествий. Даня отключил от компа синтезатор и выволок его на балкон, так что в комнате со скрипом, но поместился стол.
— Давай сыграю тебе полную композицию, что получается с твоей песней, — сказал он Васе, когда часть компании вывалилась на балкон, другая часть гуляла по квартире, а третью развлекала Уля.
На сей раз Вася подготовила речь. Она сказала: я тебе завидую, потому что ты можешь так выражать свои чувства.
— Нуууу, это не совсем мои чувства, — улыбнулся Даня, — я пытался как мог почувствовать тебя через текст и мелодию. Если угадал – хорошо. Одобряешь?
— Еще бы! Жду с нетерпением.
— Потерпи немного. Концерт все-таки будет, мы репетируем как проклятые. Трясемся жуть. По сути первый наш сольный.
Слово за слово разговорились. Даня занимается музыкой с детства, а звукорежиссуре учил его дядя – джазовый пианист.
— Так, как он играет, в школе не учат. Импровизация, аранжировка, подбор на слух… он такой мастер! Будто руки мне развязал, не то, что классиков по нотам долбить.
Даня знал, что Вася с трех лет занимается танцами – Уля все рассказала.
— Что тут одухотворенного? Тренировки по шесть дней в неделю, конкурсы, соревнования. Почитать порой некогда, а хочется.
— Зато фигура обалденная. Я поражаюсь, как ты все успеваешь. Слышал, еще подрабатывала?
Почему-то этот опыт, которым Василиса гордилась, вдруг показался ей неуместным и плебейским.
— Да, мне стыдно просить деньги у родителей. Они мне и квартиру купили, и автошколу оплачивают…
— Круто! При таком раскладе конечно, о чем еще просить?
Не услышала она в его словах зависти и упрека. Он будто над этим всем, ему и деньги не нужны, наверное. На что? инструменты есть, а в этой футболке он, похоже, зимой и летом ходит.
В сентябре Уля уехала. Накануне подруги выпили много сидра. Плакали обнимались, клялись созваниваться каждый день, а переписываться по десять раз в день. Далась ей Москва эта, неужто здесь нельзя образование получить? Да еще и журналистика, вообще не поймешь что за дело. Внятно выражать свои мысли может любой образованный человек.
— Радуйся, что не в Питер, — успокаивала мама пьяную дочь, — она ж туда хотела?
Вася кивнула.
— Я бы тебя не отпустила. Как ты там будешь одна, в общаге… Господи помилуй!
А в своей квартире – вроде под присмотром? Не прошло и сентября, как у Васи стала собираться интеллигентная молодежь – как-то все прознали, что есть свободная жилплощадь. Может, Даня кому сказал? Вряд ли — сам бывал пару раз и неохотно.
На концерт его Василиса пошла одна – Уля не смогла выбраться из Москвы. Много там дел, созваниваться каждый день не получалось. Вася порой чувствовала себя одинокой и всеми покинутой, несмотря на тусовки в ее квартире. После концерта Даня к ней даже не подошел. Про песню так ничего и не пишет.
— Подруга, у него зрение хреновое, он тебя не узнал, — вразумляла по телефону Уля, — на счет песни – сама напиши, что за проблема?
Вася и сама не понимала, что за проблема. В институте видела его иногда, привет-пока. Почему бы не спросить, как дела?
— А, ты была на концерте-то? Прости, у меня как пелена на глазах, я вообще никого не различал. Выложился. В целом как мы звучали?
— Отлично, что с вас взять? – Василиса улыбнулась. И пригласила его в гости. Без проблем.
— Знаешь, я не люблю эти шумные компании, — Даня запустил руку в светлые кудри, — не пообщаешься толком, сидишь и слушаешь чужие пустословия. Или на гитаре бренчишь, якобы развлекаешь публику, которая ничего не слышит.
— Один приходи, пообщаемся. Как Ульяна уехала, мне и не с кем. Это все так, тусовка.
— А нужна она тебе? Или отказать не можешь?
Вася не нашлась с ответом.
Он зашел во вторник после занятий. Походил по единственной комнате, по просторной кухне, по светлому коридору и сказал:
— Слушай, разве это не здорово? В восемнадцать лет иметь свою квартиру, да еще такую! При свете дня она другая…
— Здорово, конечно. Но не так здорово, как я думала. Как мы с Улей мечтали, когда оставались друг у друга с ночевкой. Мол, классно было бы без родителей, сами себе хозяйки. А теперь она уехала и когда приезжает, ночует дома. До меня очередь не доходит.
— Больше у тебя нет подруг?
— Таких – нет. Девчонки с танцев, но все равно чуть подальше. Хотя и не школа – когда вместе на соревнования ездишь, вместе по неделям живешь…
В его жизни тоже были конкурсы и даже один большой грант, который он получил в пятнадцать лет и, не ведая, как им распорядиться, отдал родителям. Они положили его на депозит и сказали, что это его, но пока он ничего не снимал.
— Классно! Все-таки не с голым задом во взрослую жизнь выходим.
На прощанье Даня пригласил Васю к себе – спеть песню под аккомпанемент или минус. Все почти готово, только несколько музыкальных фраз он не знает, как связать и голоса не хватает.
— Если у тебя есть хорошая вокалистка, я не обижусь, пусть споет за меня.
— У меня, конечно, есть, но так не годится. Твоя песня, ты должна петь.
Так она снова оказалась в его тесной синей комнате, и став у окна, смотрела на его завораживающие руки. Пела с ним, потому что опыта пения под инструмент у Васи не было.
— Хорошо, не волнуйся, — ободрял ее Даня, — стесняться тут некого.
Она и не стеснялась, но голос ее просто не в силах перекрыть пианино. Его же голос при пении звучал романтично, уверено и неузнаваемо по сравнению с речевым.
— Позволь пару советов. Так тебе будет намного легче и свободнее.
Ушла Вася с кружащейся от правильного дыхания головой и на трясущихся ногах. Записывать пока рано, надо тренироваться.
— Ты можешь очень красиво петь, но надо уделять этому время, — резюмировал Даня, — плюс техника.
Какое время? Учеба, тренировки, сама уже начала преподавать танцы…
— Блажь это, Дань, песня какая-то…
— Здрасьте! Выходит, я зря над ней корячился?
— Естественно нет… но что мне с этим делать? Если б не Уля, я бы и не почесалась.
— Если бы не Уля, мы бы не познакомились.
Их взгляды стукнулись друг о друга, но улыбки загасили пробежавшую искру.
В октябре Вася уехала на очередной конкурс. В институте с этим оказалось проще, чем в школе. Как-то Даня спросил ее в переписке, что она танцует и под какую музыку.
— Модерн или контемпорари, — ответила она, — музыка может быть самая разная, в основном медленная.
— А что если я тебе кое-что скину из своего, для группы нетипичного? Скажешь мне, годно для твоего танца?
У него и помимо группы что-то есть? Почему тогда удивляется, как она все успевает?
— Кидай.
То, что Вася услышала, вполне годилось для танца, но… не совсем ее. Больше для стрип-пластики или для пилона. Долго думала, как об это сказать, но так и не надумала. Почему не попробовать танцевать, как душа просит? Никто ж не видит, в своей квартире…
Музыка чарующая, обволакивающая. Такого Даню она не знала и не ожидала.
— А с чего вдруг ты такое сочинил? – написала она ему.
— С тебя. Думал, с чем ты у меня ассоциируешься и какой бы ты была мелодией.
Все смешалось в голове Василисы: смех, удивление, неловкость и даже стыд.
— Я бы сказала, нескромно, — набила она прежде, чем отговорила себя.
Он прислал задумчивый смайлик.
— Я бы посмотрел, как ты это танцуешь.
Нет, этого я тебе не покажу, — решила Вася и отложила телефон.
— Я прям видел тебя танцующей, когда это писал. И даже видеоряд в голове сложился. Круто было бы сделать такой ролик, — прочла она чуть позже.
Он прислал видео, которым вдохновлялся. Фортепианная музыка, черно-белые цвета, танцевал мужчина. Ракурсы менялись и в кадр попадали только какие-то части тела, но редко было видно его целиком. Тело рельефное, очень красивое. Мост, дождь, вспышки света. Чего только люди не творят! И правильно делают. Зачем себя ограничивать?
Он расписал ей всю концепцию ролика и видеограф у него имеется. Дело за малым: хореография.
— Я за любой кипеш, — ответила Вася, — но время…
Долго Василиса не видела Даню в институтских коридорах. Даже начала скучать. Нет-нет да крутила его музыку, и даже разок станцевала под нее. Выключив свет, будто сама себя стесняясь. Вспоминала про свою песню, пела ее, как он светловал, дыша животом и помогая себе руками.
Подкралась первая в ее жизни сессия. Тут-то ей и припомнили соревнования, сборы и прогулы, но сдала все в целом неплохо. Со стипендией. Давно не собирались в ее квартире умные мальчики и девочки, и Вася не чувствовала в этом недостатка. С Ульяной они созванивались – не так часто, как хотели, но регулярно. На новый год она приехала домой и даже осталась у подруги с ночевкой.
— Что ж вы тормоза такие! Я думала, уже целую программу подготовили – и песню, и танцы! Нет, сидят по разным углам, сопли жуют!
— Менеджер свалил, как мы без тебя? – поддела подругу Вася.
— Да, точно, на кого ж я вас покинула?
Уля, недолго думая, напросилась в гости к Дане. Он припомнил ей, что она не пришла на их сентябрьский концерт, но так и быть, отыграем еще один.
— Пока все пьяные, лыка не вяжут, играть – одно удовольствие. Но все равно мы репетируем усиленно.
— Зубы не заговаривай! Как там Васькина песня?
— Да в принципе готова, только она ее петь не хочет и еще немного не сходятся у меня куски. Вступление и основная часть.
Отключив телефон, Уля посмотрела на подругу и промолвила: что-то тут не то. Одну песню доделать не может, а сколько музыки ворочает!
— Ты послушай, что он для моего танца измыслил, — Вася включила подруге Данину музыку.
Реакцией Ульяны было несвойственное ей долгое молчание.
— Чувственно я бы сказала. Даже эротично.
— Хоть и без слов. Не подозревала, что так можно.
— Он на тебя запал! Так он говорит с этим миром.
Вася отмахнулась. От таких только жди западаний. Уля постучала лиловыми ногтями по столешнице и посмотрела в окно, на заснеженный двор.
— Подтолкни его. Если хочешь, конечно.
— Да не знаю. Он очень занятный, необычный и талантливый…
— Но не твое?
Девчонки засмеялись.
Вскоре нашелся тот, кто действует более решительно и, разумеется, девичью душу это пленяет. Артур учился на третьем курсе экономического, не очень это любил, но добросовестно стоял в очереди за дипломом. Казалось, учился левой ногой, но ничего не заваливал и не пересдавал. Он не стеснялся звонить и писать, приглашать Василису в кафе и на прогулки, звал в кино, дарил подарки и даже родителям понравился.
— Не слишком ли он для тебя простоват? – заметила как-то Ульяна.
Лично она его не знала, судила по рассказам подруги.
— А я что, Уль? Танцор диско? Нормальный парень, хорошо ко мне относится, мне с ним комфортно.
Уля промолчала. В этом молчании Вася услышала: ну если это для тебя любовь, то…
Пятничные вечера в квартире Василисы сошли на нет – Артур монополизировал ее жизнь. После летней сессии увез ее в Питер, дав на сборы полтора часа.
— А откуда у него такие деньги? — допытывалась Уля.
Она в своей Москве только и делает, что учится, на личную жизнь времени нет.
— Он же экономист.
Уля опять промолчала, видимо решив, что подруга от любви сдурела.
В сентябре Вася встретила Даню в институте. Давно ничего о нем не слышала, даже думать забыла. Он отрастил волосы до плеч, и они уже не так курчавились. Облачился в косуху и стал похож на настоящего рок-героя.
— Как там песня моя поживает? – спросила Вася кокетливее, чем планировала.
— Как она может без тебя поживать? Спеть надо.
— Слушай, не выйдет из меня вокалистки. Если найдешь кого толковее, пусть споет и если тебе нравится – играй.
— Спасибо за подарок, — он грустно улыбнулся.
Буквально через неделю прислал ей трек с невероятным женским голосом. Аранжировка была настолько богатой, что если бы не текст, Вася не узнала бы свою песню. Она была слишком совершенной для авторства «танцора диско». Вокал хоть и профессиональный, но холодный, девушка не жила в этой песне. Какое-то время Вася вертела телефон в руке и думала, что написать в ответ. Все хорошо, но чего-то не хватает? Все слишком шикарно, аж безжизненно? Но парень старался… целый год эту песню из рук не выпускал.
— Потрясающе, — написала Вася одним пальцем.
— Но не твое? — последовал ответ.
Она вздрогнула. Глупости, просто случайная фраза, прикол.
— И вправду не мое. Но можно я это выложу?
— Безусловно.
Она поспешила заверить, что сошлется на него, спросила имя вокалистки и тут же выложила песню на своей странице. Чем больше она слушала, тем больше ей нравилось. Шок после первого прослушивания сменился приятием, и ощущение причастности к этому вытеснило остальные чувства.
«Ребята, год назад я сочинила песню. Благодаря Даниле Токарскому она обросла музыкой, а вокал Анжелики Тереховой поднял мой замысел на немыслимую высоту».
Минут через сорок посыпались лайки и восторги. Уля не преминула написать, что вокал там должен быть другой. Вася проигнорировала ее замечание. Ей надоело соответствовать подругиным ожиданиям, а чуть начнешь не соответствовать – сразу огребаешь. Только пения не хватало, дышать не успеваешь.
Артур за ее страницей не следил, но ей не терпелось поделиться с ним своими успехами. Она поставила ему песню тем же вечером.
— Прикольно, — только и сказал он, — но девка эта мне там не нравится. Лучше бы ты спела.
Еще один! Вася закатила глаза и сказала, что теперь ее там не воспримут – это психологическая штука.
— Теперь пожалуй.
На следующий Данин концерт они пошли вместе. Артур не очень любил такую музыку. Он в принципе к музыке равнодушен, но пошел за компанию с девушкой. Как-то незаметно Вася стала его девушкой…
Данина команда играла в сборной солянке, и после их выступления Вася выпила много джина-тоника. Она ожидала какой-то киношной романтики, в которой сама себе не признавалась. Вот Даня позовет на сцену эту герлу – интересно, как она выглядит, эта Анжелика? Вася представляла ее худой брюнеткой с хвостиком на макушке и с челкой. Скажет, что следующую песню написала удивительная девушка Василиса, которая стесняется свое творение исполнять, так что обойдемся чужими силами. И прозвучит ее, Василисина, песня.
Но на том концерте она не прозвучала. Все, что помнил Васин пьяный мозг – грустное лицо Дани, которого она неуклюже попыталась обнять после выступления, но чуть не упала и повисла у него на шее. Все та же пелена на его синих глазах. Мгновенно откуда-то соткался Артур и подхватил свою нетрезвую возлюбленную, извинился перед Даней, пожал ему руку и уволок Василису в подъехавшее такси.
Какая она удивительная девушка, что она себе напридумывала! Вокруг него таких удивительных на рубь ведро, а песни у него одна круче другой, стал бы он это убожество играть! Ей не хотелось, чтобы Артур оставался у нее, хотелось побыть одной, выпить еще и заснуть, как попало, хоть полуголой в ванне. Хотелось, чтоб было так паршиво и гадко, как никогда еще не было.
Но Артур не оставил ее. Отдать ему должное, он так ее и не оставил. И когда она забеременела, он женился на ней через два месяца. И когда дочка болела, и когда жить было не на что, и даже когда родилась вторая дочка. Никак он ее не оставлял, а Василиса будто не понимала своего счастья. Она видела только свою замороженную жизнь, располневшее тело (обалденная фигура!) и лезущие волосы – в прошлом красивые и блестящие, а ныне – в старушечьем блеклом пучке.
— Это все временно, — утешали мамы, — постройнеешь, станешь еще краше.
О танцах можно забыть. О том самом танце, который так никто и не видел – бесстыдном, одиноком танце под Данину музыку – уж точно.
А что бы он сказал, если бы увидел? Как бы повел себя? Или все так же грустно улыбнулся бы? Запал он… да хоть бы шаг сделал навстречу, хоть бы попытался приблизиться – может, сейчас Василиса была бы его женой…
Годы шли. Она почти ничего о нем не слышала. Изредка поглядывала на его страницу, где он сообщал только о грядущих концертах. Фотки выкладывал тоже только с выступлений, словно больше в его жизни ничего не было.
Уля общалась с ним, несмотря на свою успешную карьеру и суточную занятость. Говорила, что не женился. Пишет музыку к компьютерным играм, оборудовал студию дома, играет в трех командах.
Годы все шли. У Артура и Василисы родился долгожданный сын. Артур бесстрашно открывал бизнесы и прогорал, но не падал духом. Каждый новый проект давал ему опыт и как следствие – надежду. Вася увлекалась то изготовлением гелиевых шаров, то бисероплетением, то производством вазочек и брелоков, то вязанием шапочек и шарфов. Открыла свою студию танцев и все, что могла, преподавала сама. Делала постановки, но их заказывали нечасто. Все-таки хорошо, что когда-то, почти пятнадцать лет назад, родители купили ей квартиру. Хоть в ипотеку не влезли – продали, добавили, купили сначала двушку, теперь вот и трешку. Есть где развернуться, и на работе жить не обязательно.
Однажды, забирая сына из детского сада, Вася увидела афишу. Название группы ей ничего не сказало, но на фотографии был Даня. Он не изменился, словно остановил время – она знала по социальным сетям. Такой же кудрявый и худой. В отличие от Артура, который заплыл боками и животом, а волосы растерял.
Неоднократно Вася думала, хотела бы она вновь попасть на Данин концерт? Она не помнила названий всех его команд и проектов, знала, что и Москву он мотался и там с кем-то играл, но родной город не оставлял. Странно, что за пятнадцать лет они так и не пересеклись. Играл же он, но не с кем было оставить детей. Или это отговорки? Захотела бы – попросила бы маму или свекровь. Может, сходить в этот раз? Не обязательно подходить к нему обниматься, он ее даже не заметит – темный клуб, да эта его «пелена на глазах». Он отдает себя музыке и публике, после концерта ничего не видит и не соображает. А все-таки интересно посмотреть на него после стольких лет. Хотя бы вспомнить те годы, когда жизнь казалась безбрежным океаном с сотней возможностей и приключений. А оказалась… я работаю, муж работает, вечером мы едим – вот и семейная жизнь.
Артур понимал, что жене надо проветриться. С мелким есть, кому справиться – на старшую уже можно оставить.
— Сходи, сходи. Одна? Забрать?
— Нет, с Олесей. Придем пешком, тут недалеко.
В клубе было так накурено, что у Васи защипало в глазах. С недавних пор она перестала быть терпимой к табачному дыму. Кажется, после материнства все ее чувства обострились.
— Да, отвыкла я от такого, — скривившись, сказала она Олесе.
Той нипочём. Дома никто не ждет, все лучше, чем на работе.
Они заказали столик, как взрослые, и взяли по коктейлю. Неужто когда-то хватало сил отплясывать у сцены весь концерт, обливаться потом и требовать продолжения банкета? Василиса чувствовала себя старой, тяжелой и неуместной. Ей бы остаться дома и грызть семечки у телевизора.
— Перестань! Тебе всего тридцать три, это самый сок! – Олесе легко говорить, она выглядит гораздо моложе. Некому силы высасывать.
Свет погас. Сцена осветилась ярко-синим лучом. Четыре фигуры музыкантов, барабанщик угадывался за установкой. Даню Василиса узнала сразу. Он и правда все тот же. Как и не было этих пятнадцати лет.
Музыка полилась со сцены сложная и разноплановая. Рок-баллады чередовались с боевиками, под которые с удовольствием отплясывала не только молодежь. В какой-то момент Василису стало раздражать, что тетки ее возраста виляют задами у самой сцены. Почему она себе этого не позволяет? Она же вообще-то профессиональный танцор и могла бы в одну секунду всех тут уделать…
Звучал и какой-то немыслимый прогрессив, во время которого в зале оставались лишь преданные меломаны или те, кто поленился отойти к стойке, в туалет, покурить.
— Ребят, сейчас мы сыграем еще одну инструментальную композицию, — объявил Даня, — на нее есть текст, но петь его некому, песня женская. Послушайте как есть.
Он сел за цифровое пианино и в притихшем зале раздались знакомые Васе аккорды. На минуту ей показалось, что ее песня обошлась без ее мелодии, Даня играл только соло, которое к ней сочинил. Но нет, мелодия прорисовалась. За годы она, кажется, невероятно усложнилась. Или Вася ее забыла? Она всегда небрежно относилась к своему творчеству, а потому удивлялась, как другой человек мог помнить чужую песню столько лет, играть ее по памяти, и звучала она так, будто он репетировал ее постоянно. Неужели так и есть? А значит, он не забывал о ней, о Василисе. Ведь он сказал, что песня женская, там должны быть слова. Где же эта прекрасная вокалистка, чей холодный голос в итоге никому не понравился?
Она никак не ожидала эту песню услышать. Уже на середине стала жалеть, что не обратила достаточно внимания на свои эмоции, будто все силы бросила на узнавание. Хотелось встать из-за стола и рявкнуть: ну-ка повтори! Я же ее автор, я здесь и перед моими глазами не успели помелькать все кадры из жизни! Другие песни она уже не слушала, позволив этим кадрам запоздало мелькать под какую-то собственную, внутреннюю, никому не слышную музыку, которую никак нельзя повторить, подобрать или запомнить. Его синяя комната и красивые руки над клавиатурой. Его печальная улыбка, синие глаза и золотой кудрявый чуб. Силуэт в институтских коридорах. Ее старая квартира при дневном свете. Пятничные сборища, на которых он бывал пару раз и всегда будто страдал от этого – молчал, смотрел на часы, ходил из угла в угол. Ее неумелое пение при нем, как стриптиз. Ее танец, которого никто не видел. Их «целая программа», которая так и не сложилась, а ведь могла… могла же?
И тот последний злополучный концерт.
Не хотела Вася подходить к группе после шоу, обниматься и фоткаться, хотя многие так делали. Даня увидел ее сам. Она прочла замешательство на его лице, когда их взгляды встретились. Она пробиралась к выходу из зала, а он все еще стоял на сцене.
— Олесь, если хочешь иди, я догоню, — сказала Василиса и остановилась, не отводя взгляд от Дани.
Он спустился со сцены и подошел к ней, когда Олеся исчезла.
— Ну здравствуй, Василиса прекрасная, — он улыбнулся своей знакомой, не меняющийся улыбкой и протянул было руку, но одернул, — или все еще Вася? Прости, никогда не мог тебя так называть, не идет тебе это и смешно вообще.
Почему-то Женя и Саша не смешно, а Вася – смешно? – пронеслось в ее голове. Но неужто после пятнадцати лет разлуки не найдется более содержательной реплики?
— Здравствуй, Данила-мастер. Мне интересно, если бы ты знал, что я здесь, сыграл бы эту песню?
Он откинул кудри со лба и, помолчав секунду, промолвил:
— Если бы я знал, что ты здесь, я бы вытащил тебя на сцену и заставил это дело спеть.
— Представь, я до сих пор не научилась.
— А всем по фиг, — он рассмеялся, — тем более, почти все пьяненькие.
Василиса призналась, что забыла слова, но Даня сообщил, что текст висит в его переписке – отправлял Анжелике в вк.
— И ты это сохранил?!
— А почему нет? Ты ведь о другом хочешь спросить?
Вася вздрогнула, по телу побежали мурашки. Народ ходил туда-сюда, задевал их, гул со сцены мешал слышать каждое слово. Хотела ли она этого разговора? Представляла хоть на минуту, как они снова встретятся и поговорят, наконец, поставят все точки над «ё», сожгут все мосты и закроют гештальты? Вряд ли. Когда появился Артур, ей даже расхотелось узнавать, нравилась ли она Дане, права ли была Уля в отношении его намеков. Но что-то между ними будто осталось невысказанным, что-то пульсирует и саднит, и она чувствует это скорее в нем, не в себе. Если бы у него была жена и дети, все хотя бы казалось проще. Но это его кричащее одиночество будто жжет ее чувством вины. Как его грустная улыбка после того концерта, с которого Артур выволакивал ее пьяную.
— Знаешь, в чем здесь дело… — Даня не стал дожидаться ее вопросов, — когда ты прикладываешь руку к чужому творчеству, хоть в какой-то мере, это тебя словно обязывает. Ты не позволяешь себе это забыть – это кусок другого человека, понимаешь? И он в тебе живет. Просто так это от себя не отбросишь, потому что это не твое. Думал, споет Лика твою песню, запишу ее, даже сыграю — и отпустит. Не в смысле, что с чистой совестью забуду и никогда больше не сыграю, нет. В том смысле, что этот осколок тебя застрял во мне. Я так и не знаю, как его из себя выдрать. Не тратить на это энергию, память, время, понимаешь? Открыться чему-то новому.
В его словах не было мольбы, упрека или придыхания. Пятнадцать лет назад с ней он говорил по-другому. Она тогда этого не понимала, а теперь силилась услышать те самые знакомые ноты в его голосе, но он стал чужим.
— Дань, там не нужен мой вокал. Пусть ее поет Лика, запиши ее на альбоме, напиши, кто автор, пусть она живет в твоих руках. Если так носиться с каждой незавершенкой, циклиться на том, что я там недоделал…
— Да если б я! Со своими не ношусь, у меня таких песен на дискографию наберется.
— Так в чем моя вина?
Он помотал головой, словно говоря: ты так ничего и не поняла.
— Какая вина, Василис? Я разве про вину говорю? Или прошу тебя пафосно отпустить меня? Твоя вина лишь в том, что ты так и не попыталась ее спеть.
Она со стоном выдохнула.
— Это все чушь и выдумки! Ничего я никому не должна и забудь о ней с чистой совестью!
Он кивнул.
— Знаешь, о чем я жалею? Что не было в мои восемнадцать человека, который сказал бы, что ничего важнее семьи в этой жизни нет. И если ты несчастен в семье, ты несчастен везде. Сколько бы ты бабок не заработал, сколько бы стран не объехал, сколько бы яхт не купил, скольких бы женщин не соблазнил, какую бы головокружительную карьеру не сделал, сколько бы научных открытий не было на твоем счету, сколько бы ты книг ни написал, счастья там нет. А если всего этого Бог тебе не даст, но у тебя хорошая семья – велика вероятность, что тебе эти цацки уже и не нужны будут. Потому что в семье действительно есть все. Жаль, что я раньше этого не понял. Глядишь, подсуетился бы и все свои альбомы и концерты променял на одну любимую женщину и много детей.
— Дань, еще не вечер, тем более мужикам-то грех жаловаться! Все еще будет! – ей захотелось хлопнуть его по плечу, приободрить, но теперь она одернула руку. Вовремя поняла, что не жаловался он на холостяцкую долю и на недостаток хороших женщин.
— Будет, конечно, Вась. Только это будет компромисс и удобство, страх одиночества или еще какая хрень, но не любовь. Как у Гришковца: я человек, который отлюбил, я слушаю джаз. Вот когда я его играть начну, тогда бей тревогу! Ладно, пора мне аппаратуру грузить, а то неловко, ребята одни там корячатся. Рад был тебя увидеть.
Он потрепал ее по плечу и побежал к сцене. Она ошарашено стояла посреди зала какое-то время, потом взяла сумочку и вышла на улицу.
Олеся не дождалась – скинула смску, что Вася сама дойдет, недалеко. Так даже лучше. Хотелось побыть одной, подышать свежим воздухом. Подумать. Поплакать.
Как было бы славно, по-книжному: залезть на сцену и спеть эту дурацкую песню, которую пятнадцать лет не слышала и не видела, подсматривая текст в чужом телефоне! Зрители рыдают, демоны исчезают. Нити рвутся, мосты горят. А тут… опять какая-то ерунда. Все-таки он ее любил? А почему не сказал?
— А что он мог тебе предложить? – слышала она в голове голос Ульяны. – Он и сейчас как сраный веник со своей музыкой, то густо, то пусто. Тогда же вокруг тебя Артур на «рено» крутился.
— Бред! Кто кому чего предлагал в восемнадцать лет? Душу и тело максимум. А большего и не требовалось. Это сейчас мы продуманные стали.
Надо прийти к нему домой и записать свой посредственный вокал, а заодно отдаться звукорежиссеру – чтоб уж точно все прояснилось! Что ей с этим делать? Лучше бы не было этого разговора, все стало только запутаннее.
— Ну, как концерт? – Артур даже не обернулся на ее шаги. Так и влип в телек. Сын и младшая дочь возились на ковре, а старшая сидела в детской – ей этот балаган уже начал надоедать. Василиса не помнит, как это — приходить в пустой дом. Неужели такое было в ее жизни?
— В двадцать или даже в двадцать девять это в кайф, — говорила Олеся, — а после тридцати пяти как-то не очень. Наверное, в сорок вообще в петлю полезешь.
— Нормально концерт. Повидалась со старым другом.
