Вступление от ненавистника типизаций: начинающие авторы делятся на две категории — те, кто единственный стишок затаскает по всем форумам и перелается с «быдлом, не постигшим его философских глубин», и те, кто пишет томами, но никому ничего не показывает. О первой категории я говорить не буду. Мои статейки обращены к тем, кто хоть немного похож на меня. К тем, кто кажется болезненно стеснительным, но в глубине души носит несокрушимую веру в трудолюбие и терпение, а, следовательно, в то, что однажды явит миру шедевр – не с первой и не с десятой попытки. Мы-то знаем, в чем заключается настоящий талант!
Кому оно надо?
Категория, о которой пойдет речь, как правило, не выпрашивает разрешения на творчество – то есть, не подсовывает свои беспомощные стихи учителю литературы и не ждет, что его признают вторым Пушкиным. Во всяком случае, я таким благородным порывом не страдала, ибо, во-первых, даже если меня покроют матом, писать я не перестану, а во-вторых, кто в силах угадать, что из меня вырастет через десять лет? Если же автор решает, что будет расти – чужое мнение его в принципе не волнует. На ранних этапах он ищет одобрения, а не критики. Критика его попросту демотивирует. А вот когда проходит какое-то время – как правило, в тяжких трудах и попытках усовершенствовать свою писанину, — назревает вопрос: кому оно надо кроме меня? К критике еще не готов, но и в стол складывать надоело.
Я начала делиться в интернете своим дилетантизмом в далеком 2010м, и мне нужно было самой себе объяснить, зачем я это делаю. Скуки ради? Тщеславия для? Критики хочу или самопреодоления?
У каждой истории есть предыстория.
«Химический сон» и человеческий путь
В далеком 2003м интернет в моей жизни только появился. Он звучал стрекочущим модемом, еле ползал и был исключительно полезен в учебе. Я не ведала, как и зачем люди зависают в чатах или на форумах, что это им дает кроме потерянного времени или потраченных денег. Однако, окно в мир открылось, и каждый вечер после института я посещала сайты любимых команд.
И вот однажды, перейдя на какой-то фэн-сайт Сергея Маврина, обнаружила там начало рассказа. Написано болезненно, надрывно и полностью отражало мое чернушное состояние на тот момент. Увы, следующая страница то ли не открылась, то ли у меня деньги кончились, то ли я закрыла, а потом не смогла найти, где была – уже не помню. Главное, я осознала, что не одинока. Неясно, сколько лет автору, мужчина это или женщина, в каком городе или в какой стране живет, чем занимается, как выглядит. В тот момент я как никогда ощутила сакральность письменной речи – когда звучащее слово стало материальным и способным сквозь время и пространство если не вернуть человека к жизни, то ободрить и утешить.
Так я и не нашла потом продолжения. Собственно это и не рассказ, а выплеск эмоций, быть может, даже негатива, но почему-то мне от этого созвучия стало легче жить. Чужая боль помогает вскрыть и вытравить собственную, а «позитивчик» только перевязывает непромытую рану.
Когда семь лет спустя я стала публиковать в интернете свои писульки, я вспомнила эту историю, получив комментарий от одной дамы 54 лет. Какое-то время я пялилась в ее искреннюю и зрелую запись не в силах понять, что могло такую даму в моем бреде зацепить. Писала она примерно следующее: как чудесно знать, что совершенно разные люди могут быть так похожи! И благодарность. Из любопытства я зашла на ее страничку и почитала одну из записей. Это было посвящение взрослеющей дочери, которой предстоящая жизнь видится как большой солнечный город и скоро ей предстоит пройти по улице первой любви и по проспекту больших надежд. Много там было дивных образов, которые меня до слез тронули, но, к сожалению теперь и этой записи я не найду.
Вскоре я стала самым активным блоггером на том сайте – стихов у меня было, как из рога изобилия и в основном люди на них откликались. Поначалу меня радовали благодарности и награды, но комментарии зачастую такие: «очень красиво!» А больше ничего? Чувствуешь себя смазливой дурой!
Пару раз я пыталась откомментить кого-то из ровесниц, которые активно читали меня, но их творчество не зацепило, а из вежливости я тогда не могла и слова сказать.
Такими были мои первые читатели. Жаль, мы так легко теряемся в паутине!
Нам не дано предугадать…
Мораль: если есть чем поделиться – делитесь. Боитесь критики – можно вообще ничего не делать, обезопасите себя на сто процентов. Критика – не самый страшный минус. Да и тот, о котором я скажу, вовсе не страшный, а грустный: вы можете не узнать, скольким людям помогло ваше слово, каков бы резонанс и к чему привел. Далеко не все пишут комментарии к постам. Я пишу крайне редко, особенно если зацепило – ушла в себя и не вернулась.
А еще один момент: пресловутая зона комфорта, за которой начинается развитие. Оказывается, при всех моих комплексах и психологических проблемах, с которыми писательство и помогало справляться в течение десятилетий, я – не самый тяжелый случай. Есть великое множество здоровых, красивых и благополучных людей, которых в дрожь бросает при мысли что-то опубликовать в интернете – будь то крохотный комментарий или невинный постик о фильме или книге на своей странице в соцсети. Какие у них тараканы – не ведаю, но если вы писатель, эксгибиционистом все-таки стать придется. Не смешно ли – мечтать «докричаться до мира», и бояться в интернете разместить собственную фотку или подписаться реальным именем? А ведь со мной так и было.
Что за зоной комфорта?
Порой хочется подвести итоги и порадовать себя – мол, оглянись, где ты была десять лет назад и что происходит сейчас! Речь не о достижениях, а о преодолении себя.
Когда я регилась в «контакте» в 2009м, форма «имя\фамилия» повергла меня в ступор. Я привыкла, что интернет – королевство кривых зеркал, и тут все ненастоящее. Так и появился Кир Дык – первое, что взбрело мне в голову, а думать дальше было некогда – сеансовое подключение! Фотографии в фас на аватарки я долго не ставила – то в профиль, то волосами завешивалась, то за зверушками пряталась. Лишь в 2010м решилась обнародовать свое творчество на нескольких сайтах – опять же, под никами.
Нет, я не проснулась знаменитой, как пафосно обещал один из таких сайтов и как, возможно, думают все провинциальные барышни, переступающие через интеллигентную застенчивость: щас как напишу чего-то во всеувидение и как огребу! В реальности же ничего не происходит – это для тебя небо на землю сошло, а мир ничего не заметил. Но твоей шкурке полезно обрасти панцирем и понять пару простых вещей: «сами придут и сами все дадут» – сатанинская ложь, ты такой исключительный и замечательный для мамы с папой, а не для чужих дядек и теток, и уж тем более, не для редакторов и критиков.
Общение в сети изматывало – далеко не все рассыпались в похвалах, знакомясь с моим творчеством, а некоторые умудрялись так его трактовать, что диву даешься, каким глазом можно такое увидеть. Пять лет спустя я дозрела до переписок с редакторами, и в надежде снискать любовь Яндекса, лезла буквально везде. Это для человека пишущего и склонного к интроверсии подвиг: возьмите мою статейку, почитайте мой рассказик! Выводы неутешительные: не все редакторы – люди интеллигентные, но воистину, чем беднее род, тем громче титул. Редакторы каких-нибудь омско-томских журналов, которые бесплатно распространяются в местных библиотеках, скорее обхамят, чем старожилы успешного глянца, не теряющего тиражи в цифровую эпоху. После энного количества таких писем и нескольких испорченных праздников становится глубоко безразлично, кому ты в очередной раз навязываешься и куда тебя посылают. Броня дается нелегко, но медаль сама на грудь не ляжет.
Результаты не заставят себя ждать: ты не просто отказался от самой идеи взять псевдоним, хотя фамилия длинная, сложная и неблагозвучная, но и до видео-контента дорос. А собственный сайт успокаивает окончательно: хоть шалаш, но твой – лучше роскошных покоев в чужом замке. Да, пусть у меня три калеки и день, но хоть носки на люстру вешаю, хоть музон до рассвета гоняю. Никто не указ, как и о чем писать, во сколько ужин и когда ложимся спать. А отсиживаться в шалаше или делать из него люксовый отель – каждый решает сам.
Между «кому оно надо?» и личным брендом – не просто десять лет жизни, пинки и затрещины, жесткая ломка, но главное — принятие себя как писателя и как личности.
